«Тебе еще не надоело нести этот глубокомысленный бред?» — поинтересовалась у императора Каннон, при этом продолжая сиять и улыбаться.

«Конечно же, я предоставлю и тебе такую честь, дорогая», — ответил ей мысленно император.

Бодхи продолжила говорить так же, раскрутив горловую чакру и усилив голос потоками шакти. Ее девичий голос звонко дребезжал среди шатров:

— Шани Амавасья, это, прежде всего день милосердия. Мы хранители Хемы должны помнить об этом всегда и передавать эти традиции каждому поколению, как завещали Боги. Милосердие, ни что иное, как путь к просветлению, путь к божественному теплу, к божественной сути. Ваша жизнь, жители Меру, полна трудностей и страданий. Такова участь презренных, таков ваш путь. Но трудности закаляют дух, а страдания и лишения приведут вас к следующей жизни, полной радостей и благ.

«Можно подумать, твоя чушь, лучше моего бреда», — мысленно укорил Каннон Амар Самрат, на что Каннон заулыбалась еще шире.

— Мы пришли к вам с дарами, мы пришли с милосердием, — продолжила Каннон. — Мы даруем вам милосердие, чтобы вы дарили его другим. Создатели нам завещали — делится благами, открывать души, становится сильнее, чище и платить кармические долги сейчас. Примите же дары! Берите!

Толпа взорвалась оглушительными радостными криками. Люди устремились к шатрам, давя друг друга и толкаясь.

— Сколько в этот раз будет задавленных? — безразлично взирая на беснующуюся толпу, спросил император.

— Надеюсь, что меньше, чем в прошлый раз, — грустно вздохнула Каннон. — Я приказала поставить больше шатров и даров в этот раз привезла тоже больше.

— Ты ведь понимаешь, что некоторые подходят по несколько раз и гребут столько, что не в силах потом унести?

Каннон сдержанно промолчала.

— Жадность, — усмехнулся император, — всегда, каждый год я чувствую здесь только ее. И ни разу не видел того милосердия, о котором ты твердишь каждый год. Вот она — человеческая сущность! Животная жажда обладать большим, доминировать, топтать ближнего, рваться вперед. Такими нас создали. А милосердие это недостижимая утопия.

— Сколько раз я это уже слышала, Амар? — вздохнула Каннон. — Не все такие, смотри, вон там люди, они покорно ждут, когда остальные перестанут толпиться.

— Да, только им ничего не достанется. Смотри туда, видишь того однорукого здоровяка.

Каннон кивнула, она его сразу увидела: косматого, рыжебородого, в теплом не по погоде тулупе.

— Видишь, что он делает?

Однорукий грубо расталкивая всех, прорывался через толпу, брал коробки с дарами, а затем шагал к небольшой группе женщин, стоявших и охранявших коробки, которых возле них собралось уже не мало.

— Я думаю, это наша вина, — сказала Каннон.

— В чем?

— В том, что они каждый год до смерти давят друг друга. И вот в этом, — она указала взглядом на однорукого. — Мы неправильно организовываем раздачу даров. Нужно больше пространства, и еще больше шатров. Нужно придумать систему, где бы в одни руки попадал один дар. И где площадки для детей? В прошлом году были площадки для детей!

Каннон принялась озираться, но так и не нашла площадок.

— Рахас! — она подозвала помощника. — Немедленно организуйте игровые площадки для детей с играми и конкурсами. Дети не должны находиться в толпе!

Император усмехнулся и закачал головой.

— Лучше бы помог! — вспылила Каннон.

Император сдержанно, но при этом весьма наигранно кивнул и подозвал старшего Стража.

В очень короткий срок имперские солдаты оцепили в круг несколько площадок, а республиканские волонтеры принялись созывать детей и организовывать игры.

Каннон, смотрела на собирающихся детей, довольная собой и улыбалась.

— Теперь ты успокоилась, и мы можем приступить наконец к делам?

Каннон будто не услышала этого вопроса, а продолжила говорить о своем:

— Может мы вообще зря организовываем благотворительную раздачу даров? — грустно спросила она. — Может это не правильно?

Император фыркнул и рассмеялся:

— Все правильно, дорогая. Мы делаем все правильно. За все нужно платить. Пока они не внемлют словам, которые мы повторяем из года в год, они будут пожинать плоды своей ненасытной жадности. Пятьдесят человек в прошлом году, в этом, думаю, будет больше. Идем лучше в мой шатёр, у нас есть одно дело. Точнее, нас кое-кто ждет.

— Ты о ней? — Каннон кивнула Амару в сторону матери-настоятельницы Навиль, стоявшей возле сцены. Она не могла не обратить внимания на ее нетерпеливый взгляд и фонившую тревогу.

— Я ее пригласил. Точнее она напросилась сама, говорит, что у нее важная новость, и она ее расскажет только нам двоим. Идем же.

Каннон и Амар Самрат направились прочь со сцены к глухому шатру, стоявшему в стороне от толпы в окружении имперских солдат.

— Почему мать настоятельница не рассказала тебе свои новости? Твои поданные тебе не доверяют? — не скрывая издевки, поинтересовалась Каннон.

— Эти полоумные старухи из Накта Гулаад не доверяют никому, — ответил император пропуская Каннон в глубь шатра.