— Удачи тебе на ступенях Лестницы [30] , - проводил я его, кидаясь сквозь падающий в распаде мир к главной награде, на которую нацелился с самого начала этого похода.

Лёсса, сложив руки на груди, с грустной усмешкой наблюдала за гибелью выстроенного ей самой мира. Он был воздвигнут на ненависти и жажде зла, и теперь, когда ненависть была утолена, когда все, бросившие ее в огонь, погибли — ее мир рушился. Обычный исход успешной мести.

Транс предвидения позволял мне выбирать, куда поставить ногу между рушащихся вниз, в тартарары, кусков мира, что принимали облик массивных плит. Во тьму погибельную улетело, распадаясь прахом, тело Проповедника, а душа Кристэллы Улф взвыла, отправляясь к тому самому богу, посланнику которого она столь верно служила.

Мостовая под ногами Лёссы уже распадалась, когда я подхватил ее на руки. Девочка удивленно посмотрела на меня.

— Зачем? — лаконично спросила она.

— Неужели ты серьезно подумала, что я сдохну, и отправлюсь обратно туда, откуда явился, даже не попытавшись вытащить тебя? — покачал головой я, проскакивая над очередным провалом в бездну. — Не дождутся! Мои амбиции простираются куда дальше, чем просто хапнуть кусок экспы и успокоиться на этом. Именем Лоргара Аврелиана! Да воссияет Истина!

"Testamentum veritas", "Основание истины", подлинная Книга Лоргара, не тронутая безумием и тщеславием Эреба и Кор Фаерона [31] , открылась, почти неслышно в окружающем гуле гибнущего мира шелестя страницами. Слова, услышанные Золотым примархом от лиловоглазых жителей места, где люди встречаются с богами, раскололи окончательно и так уже надломленную реальность, и следующий шаг я сделал среди завывающий вихрей, среди руин прекрасного дворца, возведенного из чистейшей белой кости.

Звезды плясали над нашими головами, захваченные невиданной силы бурей. И их свет едва пробивался через мерцание красно-фиолетовой спирали, ужасного Ока, в которое бесконечно рушилась уничтоженный Хаосом мир.

Лишь черный контур на растрескавшемся, но все еще прекрасном в своем совершенстве, полу отмечал место, где сошлись когда-то в бою смертный и воплощение бога… и где бог пал, не устояв. Капли ихора прожгли кость, и которой его верующие возвели ему храм, оставив уродливые шрамы на полыхающих белизной ступенях.

— Те, кто были, и кого больше нет. Даже их потомки не помнят тебя, Не-забытая, — склонил я голову, салютуя павшему величию.

— Мне холодно, — ответила дрожащая на моих руках девочка. — И я хочу есть.

— Это хорошо, — согласился я. — Это значит, что из бездны ненависти и распада ты возвращаешься к жизни. А нам следует поспешить.

Я поднялся по ступеням, некогда знавшим поступь тех, кто создавал богов, как оружие для войны… и пал, не выдержав последствий своего искусства. Портал храма, вместо того, чтобы пропустить нас к давно разрушенному алтарю, перенес нас ко Вратам Вечности, где в вечной битве сошлись крестоносцы, чья истина столкнулась сама с собой, становясь кровавой ложью для всех, кто сошелся здесь в бою. Гиганты, закованные в тяжелую броню, разили друг друга сталью и колдовством, ослепленные собственной истиной, и не будучи в состоянии увидеть чужую… А тот, кто осмелился бы на подобное святотатство — проиграл бы и лишился всего, ибо стал бы предателем для всех сошедшихся здесь в беспощадном бою.

— Мне страшно, — сказала Лёсса, когда паразитное сияние пронесшегося рядом заклятья, отправленного во врага воином в синем и золотом, искупало нас в своей сияющей тьме.

— Это хорошо, — повторил я. — Это значит, что ненависть оставляет тебя.

Я поставил ногу на спину павшего гиганта, закованного в броню цвета дорогого вина, и морда демона с его оплечья приветствовала нас радостным оскалом. Я прыгнул, отталкиваясь от мертвого воина веры, и тетраврата закрылись за нашими спинами, приведя нас к месту следующего шага.

Черные волны бились в белый берег и с шипением откатывались обратно, как будто досадуя, что не смогли достать дерзких, осмелившихся ступить в последнее убежище народа, уничтоженного неистовой верой. По дорожке, вымощенной восьмиугольными плитами, чьи изломанные, искаженные очертания заставили бы нас содрогнуться, оставайся мы с Лёссой людьми, мы двинулись вперед, одну за другой минуя высокие арки, обходя сооружение, размеры которого заставили бы испытать острый приступ чувства собственной неполноценности любой из современных нам небоскребов.

Запутанные пути тех, кто некогда прочитал Книгу моего сюзерена и подчинил ей свое мышление, вели нас мимо высоких деревьев с серебристыми стволами, еще не опаленными огнем оружия тех, кто придет сюда, чтобы уничтожить чужих, дабы не дать своим завладеть запретным знанием. Дорожка вела нас, то проходя внутри здания, струясь вдоль его жемчужных стен, то наматывалась на него снаружи, вися в воздухе, который не был воздухом. И только Искажение пространства позволяло нам с Лёссой выживать там, где выживание человека не предполагалось.