Тверд ещё качнулся пару раз, вбиваясь глубже, и извергся в боярышню. И так хорошо было… что впервые понравилось, когда девица отвечала с таким же пылом и страстью.

Надсадно пыхтя, Тверд дышал в макушку и слушал, как всхлипывала боярышня. Когда стало не по себе, шелохнулся:

– Ты чего? – голос был шероховатым и низким, ещё дрожал после буйства соития.

Девица опять шмыгнула носом.

– Не уж-то так больно было? – сама мысль отвращала.

Маришка рьяно качнула головой.

– Не понравилось? – донимал княжич девицу, теряясь в её эмоциях.

Боярышня всхлипнула с тихим смешком:

– Дурной ты, Яр, – её голос тоже был чуть хрипловатый. А ещё полный жизни и благодарности. – Очень хорошо было. Сама не ожидала. Нет, – торопливо поправилась, глазами огромными и заплаканными глянув на княжича. – Я была уверена, что с тобой будет правильно и хорошо. Просто не думала, что настолько…

– Вот же глупая, – чертыхнулся в ответ младший княжич, опуская девицу на ноги: хозяйство своё пряча в штаны, да под пояс: – Зря мы… – шикнул недовольно, себя кляня за слабость и слово не сдержанное.

– А я не жалею, – обласкала взглядом Маришка. Улыбнулась мягко и открыто, так, как могла только она, сразу отметая все сомнения прочь. – Я рада, что ты стал моим первым. Счастлива, что показал, как это может быть волшебно…

– Сюда иди! – нарушил трепет момента мужской требовательный голос с улицы за стенами сарая, вынудив Твердомира затаиться, а Маришку схорониться в угол.

– Чего тебе? – женский и недовольный, с налётом пренебрежения.

– Ты обещала вознаграждение, – значимо протянул мужик, – ежели новости придутся по вкусу, – припечатал укором.

Тверд собой подпёр Маришку в темени хоромины, спиной загораживая и прислушиваясь к шуму и голосам извне.

– А мне пока никак, – женский казался знакомым – полный, грудной и властный.

– Ведьма, – зло негодовал хрипом мужик, явно подступая к жертве. – Хочу тебя немедля!

– Как только уверуюсь, что в лесах иноземец и выродок Радомира, получишь! А пока – руки прочь! – повелительно и гневно.

– Змея подколодная! – зашипел мужик. – Я точно знаю, что это они! Узкоглазого лишь слепой не узнает! А охотник этот, который шкуры таскает нашей боярышне на развлечение… Это точно выблядок князя Минского! Зуб даю!!! – со злой решимостью.

– Яр! – тихий шелест Маришки вынудил заткнуть боярышню ладонью, и грозно нависнув, предостерегающие мотнуть головой: «Молчи!». Девица испуганно глаза вытаращила, а голоса на дворе продолжали яростным шушуканьем кидаться:

– Ведьма проклятущая!

– Вот и помни о том…

– Обманешь, – не слыша угрозы, напирал мужик. В следующий миг злобное шипение сменилось сдавленным стоном – посмертным хрипом – и ещё через секунду раздался шуршащий шлепок тяжелого на землю.

– Ублюдок безродный, – тихо-тихо негодовала ненавистью женщина. –Сказала же, пусть Бурый проверит – они ли прячутся в лесах. Обождал бы чуток, – пауза. – Хотя, – тон стал задумчиво-ленивым, – и тогда бы я тебя убила, – брезгливое бормотание, как и удаляющиеся шаги, стихло.

Тверд несколько секунд обождал, подаст ли ещё кто-то голос, звук, но когда лишь сердце гулким эхом отбивало ритм в голове, шумно выдохнул. Отнял ладонь от лица Маришки.

– Ты?.. – в огромных глазах боярышни затаилось недоумение.

– Я! – нахмурился младший княжич. – А теперь, ступай, – подтолкнул к выходу.

Маришка была явно под впечатлением от всего случившегося. Плелась в прострации, её чуть качало.

– Маришка, – вдогонку бросил. Девица подавленно глянула через плечо. – Ты голос женский узнала?

Боярышня чуть помедлив, кивнула:

– Семидола. Ведьма! – убито прозвучало. – Кто ж её не знает.

Теперь сердце ухнуло в печёнку, дыхание оборвалось, ноги понесли прочь, едва не сшибив Маришку, хотя голова ещё туманом страха полнилась.

Как мчался по лесу – неведомо, и даже к мраку ночному глаза быстро привыкли.

Конец ознакомительного фрагмента.