Значение Четьих-Миней для российского просвещения и русской культуры в целом трудно переоценить. Спустя века после кончины их святого составителя сборник читали и перечитывали и в дворянских домах, и в семьях духовенства, и в купеческих хоромах, и в крестьянских избах – и не только читали, но и пересказывали, так что и неграмотные приобщались к великому творению святителя, получая духовное назидание. Вот что, например, говорит о Четьих-Минеях Ф.М. Достоевский, хорошо знавший современную ему российскую жизнь во всех слоях населения: «По всей земле русской… распространен дух Четьи-Минеи. потому что есть чрезвычайно много рассказчиков и рассказчиц о житиях святых. Рассказывают они из Четьи-Минеи прекрасно, точно, не вставляя ни единого лишнего слова от себя, и их заслушиваются. Я сам в детстве слышал такие рассказы. Слышал я потом эти рассказы даже в острогах у разбойников, и разбойники слушали и воздыхали… В этих рассказах заключается для русского народа. нечто покаянное и очистительное. Даже худые, дрянные люди получали нередко странное, неудержимое желание идти странствовать, очиститься трудом, подвигом.» Одновременно Четьи-Минеи святителя Димитрия являются прекрасным образчиком высокого литературного языка и стиля своей эпохи. Такой замечательный мастер русского слова, как Александр Сергеевич Пушкин, восхищался этим произведением и черпал в нем вдохновение для собственного творчества. «Четья-Минея Святого Димитрия, – писал Пушкин, – представляет собою неистощимую сокровищницу вдохновенного художника. Это книга вечно живая, бессмертная».

Так святитель Димитрий и после своей блаженной кончины продолжал наставлять православный народ – и продолжает наставлять по сей день.

Принявшись за свой великий труд, Димитрий полагал, что теперь посвятит всю свою жизнь исключительно этому душеполезному занятию. Но люди, весьма почитавшие подвижника-проповедника и жаждавшие его наставлений и духовного руководства, не желали оставить его в покое. Вскоре после выхода в свет первой книги Четьих-Миней Димитрий по благословению священноначалия снова вынужден был приняться за игуменские труды и в течение следующих нескольких лет настоятельствовал в различных обителях. Одновременно он не оставлял своих ученых занятий; продолжали выходить новые книги сборника. А впереди смиренного игумена ждало еще более ответственное – святительское служение.

В 1700 году император Петр I (1672–1725), заботясь о должном духовном управлении в отдаленных областях своих обширных владений, поручил митрополиту Киевскому Варлааму «поискать из архимандритов или игуменов, или других иноков, доброго, и ученого, и благонепорочного жития, которому бы в Тобольске быть митрополитом, и мог бы Божиею милостию проповедовать в Китае и в Сибири, в слепоте идолослужения и других невежествиях закоснелых человек приводить в познание и служение и поклонение истиннаго Живаго Бога».

Митрополит Варлаам без колебаний указал на достойнейшего кандидата в своей епархии – архимандрита Димитрия. В 1701 году отец Димитрий был вызван в Москву и после беседы с императором, на которого произвел весьма благоприятное впечатление, был рукоположен в епископский сан с повелением отбыть в Тобольск. Но неожиданно явилось препятствие: святитель Димитрий, будучи с юности некрепкого здоровья, от многодневного путешествия и волнений, связанных с царской аудиенцией и рукоположением, слег в постель. Стало очевидно, что суровый сибирский климат может пагубно сказаться на его здоровье и без всякой пользы погубить талантливого ученого и проповедника. Император, человек разумный и практичный, повелел подыскать для Тобольской кафедры другого кандидата; святитель же Димитрий, обласканный государем, вскоре получил назначение на овдовевшую кафедру старинного и славного русского города Ростова Великого.

Во всех этих событиях нельзя не усмотреть Промысла Божия. Ведь если бы даже святитель Димитрий благополучно вынес сибирский климат, проживание в далекой, совершенно еще не обжитой Сибири, вдали от всяческой учености, от библиотек пагубно сказалось бы на его работе над Четьями-Минеями. Вполне возможно, что он попросту не смог бы продолжать свой труд… В Ростове же связь святителя Димитрия с научной жизнью страны нисколько не прерывалась, к тому же он получил доступ к древним рукописям, хранившимся в богатых монастырских библиотеках этого старинного города. Проповеднический же и пастырский талант святителя был, как мы вскоре увидим, не менее необходим в православном Ростове, чем в диких языческих краях.

По прибытии на кафедру, совершив в Успенском кафедральном соборе свою первую в этом городе Божественную литургию, святитель Димитрий обратился к своей новой пастве с красноречивым и трогательным словом.

«Пришел я к вам с любовью, – говорил святитель. – Сказал бы, что пришел, как отец к чадам, но лучше так скажу: пришел, как брат к братии, как друг к дорогим друзьям, ибо и Господь Христос не стыдится называть вас братией. Вы друзья мои, – говорит Он, – Я уже не называю вас рабами, но Я назвал вас друзьями (Ин. 15, 14–15). Но еще более дивно и многочестно то, что Он любимых Своих называет даже отцами Своими: Кто будет исполнять волю Отца Моего Небесного, тот Мне брат, и сестра, и матерь (Мф. 12, 50).

Итак, и вы, любезные мои, являетесь для меня и отцами, и братьями, и друзьями. Если же и вы отцом меня назовете, то я по-апостольски отвечу вам: Дети мои, для которых я снова в муках рождения, доколе не изобразится в вас Христос (Гал. 4, 19)!»

И слова святителя не расходились с делом. Он действительно приступил к своим архипастырским обязанностям не как наемник, но как любящий отец, брат и друг, неустанно заботясь не о собственной славе и обогащении, но о благе своей паствы, о ее духовном просвещении, о должном устроении ее жизни во всех смыслах этого слова. А труды ростовскому архиерею на этом поприще предстояли весьма нелегкие.

Жители Ростова и Ярославля к тому времени уже давно были православными; однако образ жизни многих из них – как мирян, так и монашества и духовенства – был весьма далек от христианского идеала. Немало пришлось святителю Димитрию потрудиться в борьбе с различными пороками, особенно с пьянством, блудом и обрядоверием, когда люди приходили в храм и участвовали в Таинствах лишь формально, нанося тем самым своей душе большой вред.

«Увы окаянному времени нашему, – говорил святой Димитрий в одном из своих поучений, – ибо в пренебрежении находится доброе семя, весьма оставлено слово Божие и не вем, кого прежде нужно винить: сеятелей или землю, иереев ли или сердца человеческие или обоих вместе? Все впали в непотребство, несть творящего благостыню, несть ни единого. Сеятель не сеет, а земля не приемлет; иереи небрегут, а люди заблуждаются; иереи не учат, а люди упорствуют в невежестве; иереи слова Божия не проповедуют, а люди не слушают и слушать не хотят. С обеих сторон худо: иереи глупы, а люди неразумны».