Я молча поставила рюкзак «Mammut» с висюлькой Uralairlines, умыла руки и лицо в ванной, и сказала незнакомому мужчине: «Я вернусь позже». Мужчина закрыл за нами дверь.

– Здесь я заметил рядом небольшой парк, – сказал NN, – Идем.

Он сразу обозначил предо мной свое намерение, и это понравилось мне. Я люблю кратчайшие пути. Мы вышли в парк. Он оказался небольшим и недостаточно густым. По нему гуляла женщина с собачкой и пробежала стайка детей. Сразу за парком начиналась школьная ограда.

– А, может быть, тогда на лестничной площадке? – предложил NN. Мы вернулись в подъезд. Но по лестнице его шли люди. Рискованность NN произвела на меня впечатление. Вы были бы поражены тоже, если бы я назвала вам его имя.

Я проводила его, докуда он позволил мне. Около двух часов мы ехали с ним на разных видах транспорта, исключая, разве что, тук-тук.

Я вернулась в квартиру. Незнакомый мужчина слушал концерт Венского симфонического оркестра и высказал мне несколько соображений, выдающих в нем настоящего знатока музыки. Он был несколько смущен, но не задавал мне никаких вопросов. Я пошла в душ. Вода в нем была только холодная. Мужчина упаковывал свой чемодан, собираясь на рейс. Когда я вышла, мы посидели по старинному обычаю, на дорогу. Мужчина насыпал на стол горсть мелких конфеток, и я осталась в квартире одна.

Это было год назад. Я открываю окно и вижу синее небо. Ликвидирую все, что может напоминать о наклеивании обоев, стряхиваю конфетку в ящик компьютерного стола, включаю ненавистного для Мураками Хулио Иглесиаса, The best, и жду машину в аэропорт.

Сначала аэроэкспресс, потом метро, потом ночь и дождь. Не встретит никто, никогда. И все надо делать быстро – до наступления ночи успеть найти пристанище – мастерскую художников на Вавилова.

Эта вот старушка думала, что картины будут продаваться. И вот, ночь, а картины еще не распроданы. Шаркая, она ведет странную покупательницу, которой ничего не нужно. Зачем той картины, если не встретить ей никого, никогда.

Телефонный звонок художника из Иркутска: «Приди ко мне завтра». А великая княгиня уже уехала. Остался ты с негритенком, черным, как ночь. А еще бывают бегры. Белые, как день.

И вот, площадь. Хлещет черный дождь. От площади крестом разбегаются улицы, широкие, как нигде в мире. И это счастье. Нигде в мире. Никто никогда. Прохожие объясняют, как добраться до мастерских на Вавилова. В этом здании еще находится балет «Todes». Очень хорошие прохожие. Они достают из ушей японские наушники, выслушивают меня и очень вежливо объясняют. Где и какая улица. Они тоже видят: дождь, темнота, проспекты, камень зданий. Над ними тоже ночь. Лет через двадцать она покажется величественной, как кватроченто.

Конец ознакомительного фрагмента.