Почему же соседи не стали тушить пожар? Они прикинули, что без толку и не стоит суетиться. За забором старика в каменном здании, до Октябрьской революции это была мужская гимназия, расположение отряда ОМОНа. Но там тоже видимо, решили, что тушить без толку.

Вторая и третья пожарные машины сильно опоздали. Они пришли, когда первая машина набралась водой из древней, древнейшей колонки. В деревянной части города полно таких водоколонок.

Старик не забыл прихватить свой паспорт, и никаких проблем у него теперь в жизни нет. Его пустили к себе в прихожую жить соседи. Потому что они алкоголики, а им все равно. Пожарные получили премию. У них Всемирная организация. Им тоже все равно.

Ночью следы пожара смотрятся естественно, потому что ночь темная. Об этом есть у Василия Розанова – «В темных религиозных лучах».

А что подумают дома? А дома подумают, что надо сварить борщ. Борщ считается частью украинской кухни, и это, наверное, из-за свеклы. Но свекла растет повсеместно. В любом сибирском огороде растет свекла. А сибиряки – это татаро-монголы.

NN выйдет из автобуса в парк, будут шуметь деревья. Парк – красивее. Красивее, чем борщ со сметаной. Скорее всего, из-за размеров. Если бы какое-нибудь озеро представляло собой борщ со сметаной, было бы тоже красиво. Борщ едят и с майонезом, но те, кто выросли в деревне, предпочитают сметану.

Будут шуметь деревья и не понадобится говорить. Будет непогода. В хорошую погоду в парке много людей и брюки не расстегнешь. Точнее, джинсы. Чтобы никто ничего не подумал, одежда должна быть небрежной. А трусы красивые.

А дома в это время уже будут думать о компоте. О том, что теперь узбеки стали продавать чистые сухофрукты. А в советское время такого не было. Сухофрукты всегда продавались грязные.

С мокрого дерева будут капать дождинки… А, может быть, перевести текст в прошедшее время? Ведь такое уже было.

Говорила же Елена Енакиевна, что она, как пришла работать в Дом литераторов, сразу поняла, что писатели не мужчины. И только один NN оказался мужчина. Опытная женщина, она это определила на глаз. И вот этот мужчина мой. Наверное, это касается всего мира: все писатели – не мужчина, а NN – мужчина.

Я легла в постель и стала думать. Мое благополучие ужаснуло меня, и я стала думать о всемирном смысле. Иногда хочется расслабиться и подумать о чем-нибудь таком, неблизком.

Однако, этому мешала «Нокия» в левой руке. Я забралась под одеяло, так как в квартире сохранялся холод предыдущей ночи и сегодняшнего утра. На улице, откуда я пришла, было жарко, несмотря на семь вечера.

Всемирный смысл не мешал мне попутно думать о предстоящем телефонном звонке. Вдруг на моем ноутбуке зазвучали мощные тибетские мантры. Если я позвоню, они будут слышны на другом конце связи, и меня спросят: «А чо это?». «Отче наш» звучащий с ноутбука, вызовет не меньше вопросов.

Я долго медлила с телефонным звонком, ожидая, что ламы умолкнут. Мне не хотелось покидать постели и выключать столь серьезное и глубокое исполнение. Я нашла в списке нужного мне абонента и позвонила. В ходе разговора с ним вопрос о фоновом звучании мне задан не был. Когда я выключила телефон и снова вслушалась в голоса лам, я поняла, что их моления похожи на работу огромного сверлильного цеха. После окончания школы я работала в МСЦ-2 на Красноярском заводе комбайнов.

Сплав меди, никеля, железа и серебра применяется при изготовлении тибетских поющих чаш, и в тембрах, подобным исходящих от этих металлов, звучали голоса монахов. Ноутбук замолчал.

И стал слышен скрежет строек вокруг. Рабочий коллектив из Китая возводил жилой комплекс, охвативший улицы Провиантскую, 25 Октября, Седова и Трилиссера. Рабочие – мускулистые, толстенькие коротыши строем ходили на работу, на обед и с работы в оранжевых касках. Оранжевые одеяния носят тайские монахи, а наши ламы носят бордовые. Скрежет стройки с их пением можно было сравнить лишь отчасти.

Я снова стала думать о всемирном смысле.

Чтобы попасть из нашего дома в центр города, надо пройти через двор и заброшенную стройку с ее антисанитарией. Тогда будет центр – улица Седова.

Проезд на маршрутке стоит 12 рублей. Два у меня было. Десятирублевую монету мне хотелось найти на земле. Только я пошла через стройку, как нашла рубль. Это меня вдохновило. Я решила больше смотреть вниз, а не в небо, которое так разгружает зрение.

Следующую монету я обнаружила, подходя к ЦПКиО. Это было 50 копеек, и я не стала их подбирать. Не хотелось вынимать руки из карманов.

Я пошла по могилкам ЦПКиО, которые едва выступали своими бугорками. Под дорогой они вообще утрамбованы, а на тропинке видны. Больше монет мне не встретилось.

Спустя несколько часов, когда я шла по улице Трилиссера в Противочумный институт, я увидела на земле пятьсот рублей. Есть Некто, кто знает, что я искала деньги на земле!

Едва я убрала денежную бумажку в карман, как мне позвонила одна знакомая и спросила меня, о ком сведения я подала для энциклопедии Иркутской области. «О себе, конечно», – ответила я с довольной улыбкой. И добавила: «Когда будете представлять шефа, не забудьте дать его фото с лентой Почетного гражданина нашего города». В голове у меня были иллюстрации Андзая Мидзумару к сборнику рассказов Харуки Мураками, выпущенных издательством «ЭКСМО».