Накануне Рождества 1941 года Морген в течение десяти дней подписал пять смертных приговоров – все за растраты и коррупцию. Шла война, и приговоры были по-военному свирепыми. Рейхсфюрер СС Гиммлер мягкие приговоры ужесточал, Гитлер, конечная судебная инстанция рейха, отклонял все просьбы о помиловании, и коррупционеров СС расстреливали, несмотря на заслуги их отцов-генералов.

Кроме войны, в суровости приговоров свою роль сыграли еще некоторые обстоятельства.

Несмотря на образование особого нацистского новояза, в Германии слово «коррупция» не стало эвфемизмом. Понимание его изначального значения «растление» сохранялось, и сохранялось ощущение единства двух явлений – воровства по службе и нравственного разложения. И борьба с коррупцией в СС была борьбой не только за сохранность складов, но и за боевой дух каждого четвертого военного в рейхе.

Эсэсовцы считались умом, честью и совестью эпохи Гитлера, и требования к ним предъявлялись особые. Да и вообще в Германии теперь следовало судить не только по закону, но и согласно «здоровому народному пониманию». Вот к этому «пониманию» Морген при необходимости и прибегал.

Дальше: после прихода Гитлера к власти принципиально поменялся подход к вынесению судебных решений. Если прежде судьи руководствовались принципом «нет преступления, если оно не было описано в законах», теперь его сменила практика «нет преступления без наказания». Другим новшеством нацистского судопроизводства стало вынесение приговоров по аналогии. То есть роль при этом играли не только и не столько собранные доказательства, сколько сходство картины преступления с другим, уже имевшим когда-либо место.

Не сказать, чтобы Морген совсем уж кривил душой, когда в обоснованиях приговоров ссылался на «Честь моя зовется верность», горячие сердца и чистые руки. Возможно, он и сам разделял эсэсовский кодекс чести – СС себя еще в полной мере не проявили, до Нюрнбергского трибунала было далеко, а Морген продолжал вариться в эсэсовской среде.

Нашим современникам и соотечественникам нелегко представить, какую силу в тогдашней Германии, – с ее всего-то 12-летним режимом тотальной лжи, в основном на бумажных носителях, и без нынешних гипнопедических изысков – еще могли иметь слова, просто слова, в том числе «Честь моя…». Незадолго до войны Морген вызвал на дуэль неряшливо говорившего собеседника, и поединок не состоялся лишь потому, что тот струсил и дважды не открыл секундантам дверь. До XIX века было еще рукой подать, хотя этикет и этику теперь определяли эсэсовские «западло», «слабо» и «комильфо».

Моргена стали бояться и ненавидеть, причем люди, в рейхе не последние. Коррупция стала специализацией Моргена. Чем крупнее был коррупционер, тем он, естественно, оказывался ближе к верхушке рейха.

Одним из обвиняемых Моргена стал Фегеляйн, будущий муж Греты Браун, сестры Евы. Дело против Фегеляйна, уже не первое, закрыли по приказу Гиммлера.

В Кракове с Моргена не сводили глаз и, наконец, нашелся повод его обвинить – в саботаже. Морген оправдал офицера, уличенного в сексуальных связях с полькой. Как раз к этому времени выбившийся из сил Морген запросил у начальства перевод в другое место – желательно на Балканы или в Норвегию. И его перевели.

Cначала Моргена хотели посадить в концлагерь. Но Главное судебное управление его отстояло. Тогда Моргена разжаловали, зачислили в дивизию СС «Викинг» и после месяца подготовки в учебном лагере отправили воевать в Советский Союз. За полгода пребывания штурмманна (ефрейтора) Моргена на фронте его подразделение потеряло 570 человек, а в строю остались только 17. После войны, вспоминая те полгода, Морген жаловался на «варварское поведение русских солдат».

К маю 1943 года коррупция эсэсовцев разгулялась настолько, что без таких как Морген стало не обойтись. Моргена отозвали с фронта, опять произвели в офицеры СС и вернули на прежнюю службу. Официально это выглядело так: Морген стал эсэсовским судьей резерва, то есть подчиненным Главного судебного управления СС, но одновременно он был прикомандирован к уголовной полиции, крипо.

Первым делом судьи Моргена стали хищения в Бухенвальде. Это опять сузило его специальность, теперь уже до конца войны: он стал расследовать коррупцию в концлагерях.

Итак, свое первое назначение Морген получил в Веймар. В восьми километрах от него и располагался концентрационный лагерь Бухенвальд. Среди населения Веймара ходили слухи, что в связи с «еврейской акцией» 1938 года – имеется в виду «Хрустальная ночь» 9-10 ноября и другие погромы – обогатились многие служащие лагеря. И прежде всего комендант Бухенвальда Кох.

С помощью местных властей Морген собрал улики и представил их тамошнему герихтсгерру – судебному начальнику СС. Эту должность исполнял наследный принц фон Вальдек-унд-Пирмонт.

Вальдек сказал Моргену, что в свое время он тоже сильно заподозрил Коха и взял его под арест, но по приказу Гиммлера уже через два дня выпустил.

Кох был комендантом Бухенвальда с 1937 по 1941. Он считался образцовым лагеркомендантом. В Бухенвальд со всего рейха к нему отправляли на повышение квалификации.

Причиной невероятного роста коррупции в концлагерях стало изначальное преступление, породившее все остальные, – решение об уничтожении евреев.

В концлагеря, прежде всего, в лагеря уничтожения (Бухенвальд им не был) привозили сотни тысяч, миллионы людей, обычно застигнутых врасплох, и поэтому бравших с собой лишь самое ценное. Не только инструменты – людям говорили, что их отправляют на восточные территории исправляться трудом, – но и драгоценности. Большинство драгоценностей скапливалось в тех шести лагерях уничтожения, которые и олицетворяют сегодня Холокост.

Конец ознакомительного фрагмента.