Мне с трудом удалось сформулировать даже этот вопрос. Уж слишком неожиданными оказались действия Рины. Дочь безразлично пожала плечами, слегка высвободившись из объятий. В эту минуту я увидел ее жуткий, немигающий взгляд и странное выражение лица. Это не была безэмоциональная маска. О нет. Эмоции в это мгновение переполняли ее худенькое тельце и неокрепшую душу! Создалось ощущение, будто нанесение ран в порядке вещей и подобное делалось и раньше. Снова внутри закопошились мотыльки. Хотя может это были опарыши, что лакомились мертвечиной души?

Мне доводилось видеть подобный взгляд: моя работа связана с преступностью, и я общался с разными людьми. Но это был взгляд взрослого человека! Никак не маленькой девочки! Взгляд человека, попавшего в опал, когда уже нечего терять! Взгляд, говорящий: «Пусть мир летит к чертям!»

Я осторожно взял руку дочери и осмотрел бинты, сквозь которые проступили небольшие пятнышки крови. Перевязать пришлось почти всю руку до самого плеча. Чуть ли не до края закатанного рукава пижамы. Мда, хорошо постаралась! Единственное, что точно немного успокоило меня: судя по проступившим следам, раны наносились горизонтально…

«Это не попытка самоубийства!» – снова успокоил себя я, стараясь не выдать волнения. Затем попробовал ощупать руку и понял, что раны достаточно глубокие, несмотря на то, что сделаны были обычным канцелярским ножом. От каждого такого прикосновения Рина слегка дергала носом, видимо, от боли.

– Иди в свою комнату! – наконец сказал Адриан, отстранив дочь и окончательно придя в себя: – Не знаю, зачем ты это сделала, но это неприемлемо! Не смей вытворять подобное! – хоть в голосе звучала строгость, но я понимал: от волнения подобное едва ли звучало убедительно. Самое жуткое: ни я, ни мой партнер не понимали мотивов поступка нашего ребенка.

Рина ещё раз пожала плечами и, спустив рукава, ушла к себе, закрыв дверь. Хорошо, не заперлась снова в ванной. По крайней мере, за хлопком двери звука щелчка не последовало.

Адриан провел рукой по длинным волосам и вопросительно посмотрел на меня: «Что мы будем делать?»

– Надо обратиться к врачу, потом к психологу, – спокойно заметил я. Паниковать было поздно: все уже произошло. – Ты сможешь без меня? – нужно было действовать, а не ждать и надеяться на то, что этот случай единичный.

Муж кивнул, понимая, что сегодняшний день будет весьма и весьма тяжелым. Выспаться ему точно не удастся, и вместо отдыха придется провести весь день в госпитале в попытках разговорить дочь. Я к месту вспомнил высказывание о том, что «у родителей нет выходных».

Как реагировать на произошедшее, мы не знали. Подоплека поступка неизвестна, мотивы мы с трудом могли представить, а ведь без мотива подобного просто не могло произойти. Но что-то явно вело Рину к такому решению. Она не могла придумать подобного от скуки или из праздного любопытства: за дочерью подобного не водилось. Чем больше я думал над случившимся, тем больше убеждался, что у такого поступка должен быть мотив. Ища логику в произошедшем, я вначале решил, что дочь так хотела прогулять школу. Но этот мотив пришлось отмести почти сразу: ввиду болезни Рины я точно это знал. Рина тоже. Следовательно, отпадает. Да и толку? Контрольную бы пришлось писать в любом случае. Рано или поздно.

Весь оставшийся день прошел для меня скомкано и сумбурно. Я пытался погрузиться в работу, но у меня никак не получалось. Просматривая материалы очередного дела, мыслями постоянно возвращался к поступку Рины. Думая над произошедшим, чуть не спутал папки с делами и не отправил доказательства по одному делу совсем на другое заседание. Судью бы шокировало подобное: на гражданское заседание поступили материалы по уголовному делу. Хорошо, заметил ошибку, прежде чем передать папку коллеге.

И все же я никак не мог понять зачем. Почему именно сейчас? Что таким поступком она хотела сказать? Чем больше я задавал эти вопросы, тем меньше понимал происходящее. Ну не могла девочка в одночасье решить начать вредить самой себе! Да и боль от ран – вещь весьма и весьма неприятная. Вспомнился афоризм на латыни: Non numerada, sed ponderanda argumenta, что означает: «Доказательства следует не считать, а взвешивать». Но, взвешивая все возможные варианты, привёдшие к подобному поведению, я все равно не находил ни одного вразумительного ответа на свои вопросы.

Вечером дома я тоже не получил никаких ответов. Адриану так и не удалось разговорить Рину, как он ни старался. А у него всегда получалось разговорить ее за чашкой какао или просмотром любимого сериала.

До недавнего времени мы старались поддерживать дочь во всем, и действия дочери говорили, даже кричали: произошло что-то из ряда вон. Теперь я был на все сто уверен – без помощи психолога не обойтись!

Дочь, как и утром, продолжала сохранять полное безразличие ко всему, происходящему вокруг. Она отказалась смотреть любимое шоу, уйдя в комнату сразу по возращении из клиники. К вечеру ни силы, ни аппетит к ней так и не вернулись: недолго посидев с нами за столом, пока мы ужинали, Рина ушла вновь в свою комнату, ничего не съев. Даже от десерта отказалась.

И вот мы остались одни. Стол в кухне располагался достаточно далеко от детской. Мы могли спокойно поговорить, не боясь, что нас подслушают. В этот момент Адриан рассказал, что во время посещения больницы «Эверплейс» сделал очень неприятное открытие… Когда врач снял бинты для осмотра ран, стали видны следы старых шрамов. Рубцы, которые в панике ни я, ни мой партнер не заметили утром. Значит, все же Рина и раньше проделывала подобное! Моя догадка верна! Муж не стал описывать увиденное, хотя я понимал: Рина хорошо поработала ножом. Скорее всего, эти шрамы останутся у нее на всю жизнь.