— Щас, — со всем возможным ехидством отказал я. — Этот мне пойдет. А губа у тебя не дура, смотрю. На денежных вопросах целиком сосредотачиваешься и тут моментом все самое вкусное разглядел.

Антоша смутился и, покраснев, склонился над тетрадью.

— Да ладно, — пришлось мне ободряюще хлопнуть его по плечу, — не стесняйся, не кисейная барышня. В принципе, линия поведения у тебя правильная. Вдруг бы обломилось? А только у нас так, кто упер, тот первый себе и выкупает что понравилось.

— Выкупает? — удивленно уставился на меня парень.

— А ты как думал? — в свою очередь удивился я. — Это же все на общий котел идет. У нас все по чесноку.

— Но это же ты принес, — возразил парень, даже отложив в сторону ручку с тетрадкой.

— Не принес, — уточнил я. — А, как говорит Кирюша, покрал. А на шухере кто стоял, если пользоваться этими терминами? Кто трелевать на «Ласточку» помогал, кто Валета отвлекал? Мы команда, запомни. И потому все, что в рейсе добыто, это собственность команды, понял?

— Да, — кивнул мне парень, — теперь понял.

— Ты смотри, — настороженно сказал я. — Не вздумай путать личную шерсть с общей, этого не простим, понял?

— Да ты чего? — обиженно выдал мне Антоша и чуть не заплакал. — Я в жизни никогда так не делал!

— Ну извини, — тут же облегченно пошел на попятную я и принялся забалтывать парня. — Зато если не в рейсе мы будем, то тут чего найдешь, все твое!

— А как понять, когда мы в рейсе, а когда нет? — все еще обиженно спросил Антоша. — Ну, чтобы знать и не обмишуриться ненароком

— Веришь, нет, Антоха, — выдохнул я. — Не знаю. Я уже лет семь себя в рейсе считаю, без перерыва, и парни тоже.

— И я буду! — упрямо сказал тот. — Как все!

— Молоток! — примирительно сказал я все еще обиженно глядящему на меня парню. — И еще не путай домашнее с нашим. Дом это дом, это, так сказать, святое. Сюда не надо ничего оттуда тащить, а вот от себя для семьи — это только приветствуется. Но выкупив сначала, конечно. Ладно, разобрались, идем дальше.

— А мне можно вот этот кожи кусочек с кнопочками-клёпочками? Подарить? — подергал меня за рукав Кирюша. — А то у меня денег нету, выкупать.

— О Господи, — посмотрел на него я. — Тебе можно, конечно. Тебе все можно. Только если спросишь сначала, ты же у нас не кто-нибудь, а самый настоящий трюмный. Зачем тебе?

— На сумочку, — простодушно объяснил домовёнок, глядя на непонятно откуда взявшийся лоскут тонкой выделанной кожи с замком-клёпкой. — Крышку хочу, чтобы закрывалась, и ремешок через плечо сделаю, как у тебя.

— Держи. — протянул я ему вожделенный кусок. — И, если еще чего понадобится, ты говори, я выдам. Скорее всего.

— Конечно скажу, — уставился на меня простодушными глазенками Кирюшка. — А как иначе?

— Все? — посмотрел я на своих подопечных, один все еще выглядел замкнутым, зато второй был доволен донельзя. — Идем дальше?

Те дружно кивнули, и я вывалил остатки снаряги из мешка на стол. Перевернул получившуюся кучу каких-то потрепанных кожаных ремней, потрескавшихся пустых кобур, облупившихся подсумков и устало вздохнул.

— По идее, — показал я на вещи Антоше, — все это барахло выкинуть надо. Нет у нас времени с ним возиться, да и стоит оно копейки. И не поймут нас, если на продажу понесем, совсем, скажут, дошли до ручки. Но придется. Причем тебе.

— А почему? — удивился парень. — Не, я могу отнести запросто, но ты же сам сказал, что смеяться будут. — А потому, друг ты мой любезный, — ехидно признался я, — что, хотя и цена этой куче три рубля, но Далин нам за эту трешку весь мозг выест. Давайте под такой хлам пару ящиков определим, туда будем всякое барахло скидывать, потом разрешаю взять оттуда чего понравится, остальное на продажу.

— Подсумочек, подсумочек, — опять задергал меня за рукав Кирюшка, — этот! Возьму?

— Потом, — строго посмотрел на него я. — Я же сказал потом. Но возьмешь чего захочешь, ладно?

Развеселившийся Кирюшка схватил меня за палец и крепко пожал в знак благодарности, а потом от избытка чувств прошелся кубарем по столу.

— Ну, хоть кто-то счастлив, — хмыкнул я, переглянувшись с наконец-то заулыбавшимся Антошей. — Давайте, други, один следующий мешок тащит, второй всю эту кучу в ящик скидывает.

Пока они кинулись выполнять поручения, я вытащил из отлично сделанной кобуры приглянувшийся мне револьвер и присвистнул от изумления. Передо мной во всей своей суровой красе предстала гномская «Секира» штучной работы. Вообще-то у нас сейчас все оружие изготовляется штучно, но этот револьвер делал ювелир от оружейного дела, не иначе. Все детали были пригнаны так, что «Секира» казалась единым слитком темного металла. Ни одного зазора, ни малейшего намека на люфт я нигде не смог обнаружить, даже когда стал разряжать его. Ухватистая рукоять сидела в руке как влитая, ствол при этом смотрел точно вперед. Я несколько раз перехватил револьвер, целясь в поочередно то в хронометр, то в секстан, то в компас. Но целик с мушкой каждый раз совмещались идеально, не приходилось подворачивать кисть и подстраиваться, даже на чуть-чуть.