Наконец гувернантка остановилась.

–Вам сюда, – она толкнула тяжелую дверь и Андрейка очутился в огромной столовой. За длинным столом сидели мужчина и женщина. Отца мальчик уже видел однажды, а женщину увидел впервые. Это была уже немолодая дама, как показалось мальчику, намного старше его " мамы из прошлой жизни". Эта женщина была красива, но какой-то то холодной, искусственной красотой: стильная прическа и безупречный макияж делали ее похожей на модель с обложки. На ее безучастном лице, мальчик не увидел ни капли радости от встречи с родным сыном, скорее наоборот, ее словно тяготила эта встреча, словно отвлекала ее от чего- то более важного и существенного, чем какой-то разговор с ребенком.

– Мы слушаем тебя, – первым начал разговор отец.

Мать лишь мельком удостоилась поднять глаза на Андрейку.

– Я хочу погулять, хочу на свежий воздух.

– Я думаю, что это не нужно тебе, – продолжал отец, – у тебя есть все, о чем другие дети могут только мечтать, а тебе с каждым днем хочется еще и еще большего!

– Но ведь дети должны гулять! – пытался возразить Андрейка

– Хорошо, сын, – впервые мальчик услышал голос новоиспеченный матери. Он прозвучал спокойно и уверенно, но что-то тем не менее Андрейку насторожило в этой интонации, – когда ты хочешь на прогулку?

– Сейчас.

Родители переглянулись.

– Хорошо, возвращайся к себе, а через полчаса за тобой зайдет гувернантка.

Мальчик вернулся в свою комнату, переоделся и расположился в кожаном кресле, где несколько дней назад сидел отец. За окном медленно колыхались тяжелые ветки клена, словно кланялись чему- то невидимому, пятерня листьев рыжела с одной стороны, с другой была еще зеленой. Андрейке вдруг сильно захотелось вдохнуть свежесть ветра, ощутить прохладу этих кленовых листьев, пробежаться по влажной траве и просто увидеть солнце. Он посмотрел на часы, придумывая, как он может себя повести на прогулке: пройтись спокойным шагом по лужайке или нестись навстречу ветру, сломя голову. Так, в раздумьях прошел час, затем другой, но никто даже не пытался войти в комнату мальчика, словно о нем все позабыли в одночасье.

За окном начало темнеть, когда в комнате появилась " корюшка". Она поставила поднос с ужином и хотела уйти.

– А когда Вы со мной пойдете на прогулку?

Одного ее взгляда, брошенного на мальчика, было достаточно, чтобы Андрейка все понял- никто не собирался никуда с ним выходить.

– Я хочу поговорить с родителями.

– Это невозможно.

– Почему это?

– Потому что их нет дома. Час назад Ваши родители уехали в клуб.

– Какой клуб? – растерялся Андрейка, – а как же я? Ведь мне обещали?

– Что мне велено передать, то я и говорю. – жестко, как отрезала, ответила гувернантка. – С Вас достаточно игрушек, остальные ваши желания подождут.

«Корюшка», словно просчитав последующие за ее словами действия ребенка, тут же выскользнула из комнаты, захлопнув перед самым носом мальчика тяжелую дубовую дверь. Андрейка, как и в прошлый раз начал стучать, но уже через минуту, осознав собственное бессилие, опустился на пол, соскользнув по стене. Уткнувшись в колени, он впервые заплакал.

Андрейка не помнил, как его сморил сон.

Он шел по парку, где когда-то гулял вместе с мамой и маленькой Лизкой, видел как в песочнице играют дети, как лепят куличики из песка, как раскачиваются на качелях те, что постарше и как более маленькие, под присмотром родителей съезжают с горки, видел людей, сидящих на лавочках то мирно беседующих, то активно жестикулирующих друг перед другом.

Жизнь вокруг него, Андрейки, била ключом. Не было почему-то в парке только его родных и горячо любимых людей: ни мамы, ни младшей, занудливой сестры Лизки. Андрейка кинулся бежать по пустынной улице, но чем больше он пытался ускорить бег, тем медленнее и дальше он становился от родного дома. Он выдохся, но продолжал с каким – то непостижимым упрямством, бежать и бежать. Еще и еще, словно от его упорства что-то могло измениться.

Вот знакомая улица, четырехэтажный дом, квартира на третьем этаже. Знакомая деревянная дверь с нацарапанным в нижнем углу человечком. Это он, Андрейка, возвращаясь из детского сада, нарисовал человечка, за что стоял в углу добрые четверть часа. Мама ругала сына, но не за рисунки на входной двери, а за то, что подобрал на улице ржавый гвоздь, ведь он мог поранить ручку!

Дверь поддалась, и мальчик вошел в прихожую. Те же в мелкую полоску обои, старенький половичок, та же гардеробная с поломанной дверцей, те же вещи…

На кухне слышались голоса и смех. Андрейка заглянул через стеклянную дверь и увидел маму. Она сидела лицом к двери, это ее, такой родной и заливистый смех слышался в прихожей.

– Мама, – Андрейка ворвался на кухню, не заметив присутствия остальных членов семьи, – мама, я вернулся!

Но его голос канул в небытие. – Мама, это я, твой Андрейка!

Но мама смотрела сквозь него, продолжая разговор.

Только теперь мальчик обратил внимание на остальных, сидящих за столом, людей. Рядом с мамой сидела Лизка, только подросшая немного, и ОН…Андрейка, большой уже!