В результате население страны все больше начинало ощущать те стеснительные рамки, в которых оно находилось. В центре внимания людей разного социального положения оказались два вопроса – о земле и о самодержавии. Оба они были традиционными для русского общества. Земля была и оставалась главной ценностью для всего народа. Это было нечто почти одушевленное, дающее хлеб в обмен на завещанный Богом труд. В древних воспоминаниях это была вольная земля, на которой жил вольный человек, это был простор, открытый не только труду, но и странствию. Позже для крепостного крестьянина этот простор сузился до небольшого участка, на котором он был не столько хозяином, сколько гостем у помещика. Все же между помещиком и крестьянином при всем неравенстве в их взаимном положении существовал род договора о взаимной поддержке. Такой договор был вызван государственной необходимостью и казался крестьянину временным. Над ним и помещиком возвышалась фигура царя, блюдущего справедливость. Царь, кроме того, был и священной фигурой. Как император, он воплощал единство империи, состоявшей и из сословий с разными интересами, и из народов с разной культурой. Еще сохранялась крестьянская вера в царя и в то, что его слуги извратили его добрые намерения. Но другое дело была его администрация. Конечно, среди приближенных к трону были и такие достойные люди, как граф С.Ю. Витте, но их было явное меньшинство. Большинство чиновников заботилось о собственной выгоде и карьере.

По словам В.Г Короленко, «между царем и народом, – он (крестьянин) представлял себе лишь сплошную массу чиновников и помещиков, стремящихся заодно обмануть царя и всячески обездолить народ. Все образованные люди – в сюртуках ли или в мундирах – представлялись русскому крестьянству на одно лицо – хитрыми врагами». Чиновников народ особенно ненавидел и в то же время, в отличие от настоящих господ, еще и презирал.

В начале 1895 года едва ли не все население России жило надеждами на перемены, которые принесет новое царствование. Ожидания, однако, не оправдались. На приеме депутаций от дворянских обществ 17 января 1895 года новый царь Николай Александрович назвал эти надежды «бессмысленными мечтаниями». Великий историк В.О. Ключевский тогда же предсказал, что сын Николая II не будет царствовать. Подтверждавшая пессимистические прогнозы цепь трагических событий началась в мае 1896 года, когда во время коронации в Москве на Ходынском поле возникла страшная давка, вызванная раздачей народу подарков и приведшая к гибели многих людей.

Среди городского населения еще оставались горячие сторонники монархии, видевшие в царе фигуру, необходимую для сохранения империи. Но значительной части образованного общества институт самодержавия казался устаревшим. Для большинства представителей интеллигенции именно царь все более становился олицетворением враждебного начала. Появилась прокламация, написанная П.Б. Струве в форме обращения к царю, со словами о начале борьбы общества с самодержавием. И борьба действительно началась. Наступало время революций.

Но, для того чтобы ситуация в государстве начала меняться, кроме общего недовольства, необходимы были люди, готовые взять на себя задачу осуществления реформ или революции. В русском обществе, оппозиционном сложившемуся порядку вещей, к началу XX века существовали две основные реформаторские тенденции: прозападническая и национально-народническая. Русские западники хотели или уничтожения самодержавия, или его ограничения властью парламента. Западничество этих людей не означало отсутствие патриотизма. Как и Петр Великий, и Екатерина II, они хотели заимствовать опыт Запада, для того чтобы превзойти его, отбросив достаточно очевидные к тому времени пороки капитализма. Вопрос о капитализме тоже решался неоднозначно. Примыкавшая к либералам-западникам буржуазия, конечно, стремилась к развитию рынка. Но каково должно быть соотношение между крупной и мелкой собственностью? Насколько мелкое крестьянское или городское ремесленное хозяйство позволит успешно развивать экономику? Это смущало тех либералов-западников, которые поддерживали идею наделения крестьян землей.

Либералам-западникам противостояло народничество, несколько изменившее свой облик по сравнению с XIX веком. Народники, в скором времени назвавшие себя социалистами-революционерами, в большей степени отвергали опыт Запада. Они решительно отвергали и самодержавие, и вообще сильное государство и надеялись на возрождение в России некоторого старинного земского правления. Будучи преданны интересам народа, но не надеясь на его сознательность, многие из эсеров-народников вслед за Перовской и Желябовым исповедовали индивидуальный террор. Этот способ борьбы с деспотизмом был хорошо известен со времен убийства афинского тирана Писистрата, а затем римского диктатора Юлия Цезаря. Спор о том, убийца Цезаря Брут – герой или преступник, – продолжался века и, по сути дела, продолжается и ныне в спорах о революционном насилии. Но русские террористы, будучи по своим личным качествам героями, ничего не изменили и не могли изменить в сложившейся ситуации. Дело было совсем не в отдельных личностях. Это хорошо понял главный революционер наступавшего века, сказавший после казни террориста брата: «Мы пойдем другим путем». Это был Владимир Ульянов – Ленин. В поисках идеи, которую можно было бы противопоставить и самодержавию, и капитализму, Ленин обратился к учению Карла Маркса. Маркс говорил о построении чего-то совершенно нового – коммунистического общества, зачатки которого он видел в возникших при капитализме, объединенных общим трудом рабочих коллективах. Это был путь воплощения в жизнь утопических мечтаний об обществе без частной собственности.

Но есть ли необходимые условия в России? На этот вопрос было два ответа. Во-первых, капитализм в России развивается и рабочие коллективы становятся все более многочисленными. Во-вторых, дело идет не о русской, а о мировой революции, в которой Россия могла бы участвовать. Отстаивая эти два тезиса и следуя уехавшему в эмиграцию бывшему народнику Г. Плеханову, Ленин собирал вокруг себя единомышленников.

Когда марксисты создали социал-демократическую партию, возник спор о том, какова должна быть она по своей структуре. По идее Ленина, в партии должны были господствовать централизация и дисциплина. Члены партии, поддержавшие Ленина, получили название «большевиков», а их противники – «меньшевиков». Как оказалось, спаянная дисциплиной партия стала прообразом будущего государства, хотя с самого начала все надеялись на временный характер такой централизации. Странным образом роль руководителя в партии, человека с максимальным авторитетом, перекликалась с ролью царя-самодержца.

Первая русская революция началась как следствие неудачной войны. О желательности «маленькой победоносной войны» для успокоения общества говорил позже убитый террористами министр внутренних дел Плеве. Такая война между Россией и Японией началась в январе 1904 года и сразу оказалась крайне тяжелой. Цель войны была непонятна, а поражения и неспособность генералов – очевидны. Надвигались времена грозные для государства и династии. Жертвы народа должны были быть возмещены. Напряжение во всех сословиях достигло предела, а власть бездействовала. Еще оставалась надежда на царя. Но события 9 января 1905 года показали, что царь не идет навстречу народу. Возможно, Николай II и его жена Александра Федоровна не поняли значения шествия народной депутации к Зимнему дворцу и ее расстрела. Но это событие имело роковое значение. Уже с февраля начались активные выступления терявшего веру в царя населения.

Между тем русские войска потерпели поражение в 12-дневном сражении под Мукденом, а 14 мая 1905 года русский флот стал жертвой разгрома под Цусимой. К разворачивавшейся в разных формах (стачки, террор) революции присоединялись военные, а крестьяне стали поджигать дворянские усадьбы. Они требовали земли как компенсацию за отданные жизни близких. Испуганное правительство пошло на уступки, но эти уступки никого не удовлетворили. Наконец, в межпартийной, оппозиционной среде родилась идея общенациональной политической забастовки. Когда она началась, оказались парализованы железные дороги. Ненадежность армии не позволила царю ответить иначе, чем изданием 17 октября 1905 года манифеста о введении в России нового государственного порядка и демократических свобод. Это удовлетворило часть общества, но не всех. В декабре в Москве началось вооруженное восстание. Часть жителей города его поддерживала, но перед силой сразу готова была отступить. Возвратившая себе уверенность власть издала приказ, кончавшийся словами: «Патронов не жалеть».