Тело забила дрожь, а мне захотелось броситься бежать в лес, как бы глупо это не показалось со стороны. Никогда не была трусихой, а сейчас почему-то боялась. Мужчина бегло осмотрел меня с ног до головы и перевел взгляд к автомобилю. Аварийка работала, пальто лежало в салоне, а я стояла, считай, голышом на улице, замерзла и мало понимала, почему из всех людей, какие могли бы оказаться на этой дороге, мне встретился именно он. Наверное, это происки судьбы, не иначе…

— Не знаю, заглохла ни с того, ни с сего. Я не сильна в автомеханике, — мужчина был без очков, в каких появился на вечере. Но оно и понятно, была ночь и так ничего почти не видно…

Он подошёл к машине и заглянул в открытый капот.

— При попытке повторного запуска ничего не происходит, — зачем-то сказала я. — Бензобак наполовину пустой, — заметила, как уголки его губ тронула слабая ухмылка.

Мужчина достал свой телефон, включил фонарик и подсветил, всматриваясь в железки серьёзным взглядом, что-то там потрогал. Но я почему-то была уверена, что ничего моей старушке уже не поможет. Отец ее очень любил, и я тоже. После смерти дорогого человека относилась ко многим вещам, которые ему принадлежали так, словно они были живыми. Странно и страшно, что ещё какое-то время назад был человек, а теперь от него остались лишь обрывки воспоминаний и какие-то вещи, которые ассоциировались с ним…

— В топливном фильтре нет бензина, скорее всего, проблема в бензонасосе. Мужчина что-то там поколдовал, нажал на какие-то рычаги, покрутил, затем попросил сесть в машину и завести двигатель.

Машина завелась, а он захлопнул крышку капота. Я выскочила ему навстречу и смотрела в его лицо. Он улыбнулся так дерзко и торжествующе, что по его глазам я поняла, что он удовлетворен произведенным впечатлением.

— Спасибо… — поблагодарила я, не зная, что еще сказать. — И за… — осеклась, глотая слова, потому что свежи были ещё всё воспоминания о нашей первой ночи с Александром, его деньгах, которые спасли Лизу и грязных приставаниях поддавшего гостя с вечеринки. — Спасибо… — темный магнетическим взглядом он, не отрываясь, смотрел мне в лицо, и я поняла, что он узнал меня. В тусклом свете фар мужчина казался игрушечным. Ровный оттенок кожи лица, и глаза темные, хотя помнила, что они были голубыми. Он смотрел на меня, и меня словно засасывало в бездонную воронку.

— Испугалась? — мужская рука внезапно коснулась моего лица с правой стороны и тыльной стороной ладони погладила скулу. Я сильно вздрогнула то ли от неожиданности, то ли от боли. Он коснулся именно того участка кожи, на который пришелся удар от того подлеца. А может быть, уже проступил синяк?

Я слабо кивнула в ответ и поджала губы. Отслонила свое лицо и опустила глаза, вспоминая о куда более смелых ласках и той общей ночи…

— Мне жаль, что так произошло. Я против насилия, а за этим человеком стоит недобрая слава, — глаза сканировали моё лицо.

Мужчина никак не давал мне понять, что узнал меня, сдержанно извинился и вел себя вполне благопристойно, не раскидывался обвинениями, что дал мне денег и просил забросить свою прошлую работу и не разносить подносы. Мог и вовсе обвинять в том, что я сама совратила того негодяя. Значит, и мне не следовало заниматься самодеятельностью и молчать. Береженого Бог бережет, а мне и так достаточно на сегодня приключений.

— Я поеду, — тихо сказала я, но по-прежнему стояла на месте.

Сквозь дрожащие ресницы я смотрела в его жесткое, уверенное, красивое лицо, думая, что судьба жестоко играла с нами, подстраивая одну встречу за другой. Его глаза сканировали меня с холодным блеском, и невозможно было понять, о чем он думал в этот момент. Словно бездушный робот, не двигался с места, ожидая от меня команды. Никто из нас двоих не давал понять друг другу, что помнит о той ночи. А может, он и правда забыл? А я сама придумала не существующее? Все мои инстинкты подсказывали, что нужно бежать, потому что стоит выпустить наружу хоть каплю тех чувств, что испытывала сейчас и точно не выберусь из этой пропасти, которая разверзлась передо мной из-за собственной слабости и темной силы магнетизма мужчины напротив, которого я не просто не забыла, а… о ласках которого мечтала и по сей день.

— Я еду в сторону города, поезжай впереди. На случай, если вдруг заглохнешь на этом участке дороги, помощи можешь ждать до утра, — ни один мускул на его лице не дрогнул.

— Здесь не ловит связь… — увидела, что он, не отрываясь, смотрит на мои губы.

— И связь здесь очень плохая, — подтвердил мужчина. — Садись, — кивнул в сторону моего автомобиля. — Я буду ехать следом, — послышался его ровный, спокойный голос.

— Спасибо, — снова поблагодарила я и, развернувшись на месте, вернулась к машине, забралась на водительское сидение и взглянула в сторону его машины.

Только сейчас, когда обхватила руль руками, ощутила, что мои ладони вспотели, а на теле выступили мурашки. И странная непонятная дрожь снова прокатилась по телу. Выжала педаль сцепления, переключила коробку передач и плавно тронулась с места. До автоматической коробки передач я ещё не доросла. Но и с механикой все это время неплохо справлялась. Всю дорогу я ехала и смотрела в зеркало заднего вида, примечая машину мужчины позади. Мной завладело странное волнение, и я даже испытала разочарование, что сейчас въеду в город, и мы разъедемся каждый по своим сторонам, и я его больше не увижу. Я бы, наверное, была рада как никогда, чтобы у моей машины сейчас что-нибудь сломалось ещё. Но, кажется, все мои невезения на этом закончились. Мы въехали в город и на одном из перекрестков разъехались в разные стороны. Добравшись до дома, я вышла из машины, забрала свои вещи и направилась в дом, чувствуя себя выпотрошенной куклой без единой хорошей эмоции внутри.

Александр

Самолет приземлился в Москву поздним вечером. Всю предыдущую неделю я договаривался со своей совестью, чтобы решиться на эту поездку. Думал, что возвращаться домой спустя столько времени будет легко, но я ошибался. Да и если бы не помолвка и свадьба Наташи и ее уговоры приехать, я бы точно не показал носа в Россию. Потому что не мог простить отца. А ненависть и обида, приправленная горькими воспоминаниями, до сих пор отравляла меня, и я ничего не забыл. Он женился на этой белобрысой сучке спустя год после смерти матери, и я попросту разорвал с ним всяческое общение, вычеркнув этого человека из своей жизни. Наташка очень переживала, пыталась «вправить» мне мозги, говорила, что не одобряла выбор отца, но оправдывала его решение тем, что он ещё молод и не жить же ему остаток жизни одному. Но только маленькая и несмышленая глупышка не знала обратной стороны этой связи нашего отпрыска и всего того, что знал я. И далеко не в одинокой старости было дело, с его миллионами это невозможно, а в его предательстве и цинизме. Перед тем, как обрубить все концы и уехать из страны, я прижал его белую потаскуху к стене и пригрозил, что если хоть волос упадет с Наташиной головы или она словом обмолвится, что встречалась с нашим отцом до смерти матери, я сотру ее в порошок. Елена, к тому времени уже ставшая Ульяновой, поклялась, что ничего ей не скажет, и я надеялся, что пока отец жив, а новоиспеченная супруга овдовевшего миллионера имела доступ ко всем его счетам и картам, будет сидеть тихо. Ну да Бог с ними обоими — и с отцом, и с его приживалкой, ради Наташи я готов был потерпеть пару вечеров их общество или и вовсе сделать вид, что тех не существовало. Себе я еще тогда — три года назад пообещал, что словом не обмолвлюсь Наташе об изменах отца, и с Карима взял такое же обещание. Достаточно того, что сам не мог смириться и вряд ли когда вообще смирюсь. А тем более, прощу.