В жизнь АлиСанны Рисова вошла не менее беспардонно, чем Валентина Викторовна. Тоже задолго до конца урока, тоже без стука и с видом, вызывающим желание указать на дверь. Однако если Валентина Викторовна, исключая тот самый первый день, в кабинет хоть и входила, но всё же старалась не шуметь (что, впрочем, ей давалось с трудом), то Калерия Павловна ничем таким не озадачивалась.

Она с видом хозяйки, обнаружившей на кухонном столе наглую мышь, входила своей танцующе-деревянной походкой в кабинет, не удостаивая приветствием ни АлиСанну, ни детей, и шла к шкафам, которые стояли у задней стены. Там она долго, со вкусом переодевалась, вешала пальто, снимала сапоги, громко вжикая застёжками-молниями. Проделывая всё это, Калерия Павловна негромко, но отчётливо напевала. Петь она любила и пела везде: на улице, по пути от автобуса к школе, на лестнице и даже в кабинете. То, что АлиСанна в это время пыталась вести урок, Калерию Павловну ничуть не смущало. АлиСанна своим присутствием петь и переодеваться ей не мешала, а мешала ли она АлиСанне работать, Калерию Павловну совершенно искренне не интересовало. Она могла подойти, покопаться в ящиках учительского стола, неспешно прошествовать мимо доски к выходу, потом, будто вспомнив что-то, вернуться обратно к столу, могла несколько раз сходить к шкафам и обратно или начать поливать цветы, предварительно налив в лейку воды из-под крана.

АлиСанна, конечно, понимала, что Калерию Павловну выводит из себя ситуация, когда в её кабинете работает молоденькая коллега, что сама АлиСанна, на взгляд Рисовой, недоучка (это, разумеется, было правдой, и в этом честная АлиСанна была готова с Калерией согласиться) и что выстроить хорошие или хотя бы пристойные отношения у них никогда не получится. Но и терпеть такое отношение больше не могла. Хотя бы из-за детей, которые систематически недополучали знаний и нервничали, глядя на демонстративно пренебрежительное выражение лица Рисовой. Да и позволять Калерии Павловне низводить шестиклашек до уровня мебели, не стоящей внимания, АлиСанна не собиралась.

Конечно, можно было пожаловаться Люблинскому и попросить найти для них с шестым «А» другой кабинет. Или даже не жаловаться, а просто ограничиться просьбой. Он бы наверняка не отказал. Но АлиСанна решила, что пора взрослеть и вопрос решила сама. Взяла расписание и нашла себе другие свободные кабинеты, находящиеся подальше от тридцать второго и тридцать третьего. А потом просто поставила завуча в известность. Если бы он вздумал поинтересоваться, с чего бы это вдруг её обуяла такая тяга к перемене мест, то АлиСанна, возможно, и растерялась бы. Но Люблинский ничего такого не спросил, только улыбнулся в бороду. И в этой улыбке АлиСанне почудилось понимание. Она благодарно улыбнулась ему в ответ. С того дня так и повелось, что, когда Люблинский делал новое расписание, он всегда звал к себе АлиСанну и велел:

– Ищи себе кабинеты.

АлиСанна искала и находила и благодаря этому с Валентиной Викторовной и Калерией Павловной почти не сталкивалась, что очень её радовало.

Но если первых двух дам с натяжкой можно было назвать вполне интеллигентными (во всяком случае, вредничали они тихо, без откровенных скандалов), АлиСанна даже допускала, что это просто она им так несимпатична, а с остальными коллегами у них сложились прекрасные отношения, то третья, учительница биологии Клавдия Ильинична Ухватко, была особой совершенно другого типа.

АлиСанна на протяжении всех пяти лет работы в этой школе смотрела на неё, смотрела и всё никак не могла понять, каким же ветром занесло когда-то эту особу в педагогический институт? Никого менее подходящего для работы в школе и представить было невозможно. Всё в ней, начиная от громкого, визгливого голоса и заканчивая неприятной внешностью и отвратительной манерой вести себя с учениками, вызывало в большинстве коллег и школьников если не устойчивую антипатию, то желание убежать подальше и как можно реже сталкиваться. Она была жестока и беспардонна, дети шли к ней на уроки, как на каторгу. И добрейшая Марианна Дмитриевна ровным счётом ничего не могла сделать. Потому что уволить Клавдию Ильиничну по статье не было никакой возможности. А сама уходить она категорически не желала.

«Мёдом ей, что ли, здесь намазано?» – думала иногда АлиСанна и с трудом могла представить себе, как Клавдия Ильинична каждый день входит в кабинет, зная, что её ненавидит каждый из вынужденных учиться у неё. Неужели ей всё равно? Или она не замечает отношения к себе? Но разве возможно не заметить тот тугой сгусток неприязни, что возникал сразу, стоило появиться Клавдии Ильиничне хоть где, от столовой до учительской? Однако же Ухватко работала и не увольнялась.

Больше всего АлиСанна боялась, что такой неприятной особой Клавдия Ильинична стала после долгих лет работы, а раньше была милой девушкой. Ведь в этом случае и она, АлиСанна, тоже могла когда-нибудь стать похожей на биологичку. Тогда всё – можно сразу вешаться. Но потом АлиСанна вспоминала про других коллег, многие из которых были ровесниками Клавдии Ильиничны, но при этом оставались чудесными людьми и замечательными учителями, и успокаивалась: значит, есть надежда и после долгих лет работы в школе остаться человеком.

АлиСанне биологичка сразу же стала тыкать. Но если «ты» от Нилыча, Анны Владимировны, Люблинского и других коллег звучало в ушах АлиСанны почти музыкой, знаком симпатии и признания, то в устах Клавдии Ильиничны оно было сродни оскорблению.

К счастью, кабинет биологии, а Клавдия Ильинична, как я уже упоминала, была как раз биологом, располагался на пятом этаже за актовым залом, и кроме него в крошечный коридорчик выходили двери ещё только двух классов, химии и труда. Поэтому АлиСанна с Клавдией Ильиничной до поры до времени пересекалась даже реже, чем с Валентиной Викторовной и Калерией Павловной, и рассказ об этих трёх дамах мы пока закончим. Добавим ещё только то, что если большинство коллег по первой школе навсегда стали для АлиСанны примером того, какими должны быть учителя, то эта прелестная троица (кстати, между собой эти дамы прекрасно общались и даже дружили) стала живой иллюстрацией к тому, до чего АлиСанна ни за что не хотела бы докатиться.

Однако всё же пора, пора их пока оставить и рассказать о том, как АлиСанне работалось. Потому что работалось ей хоть и нелегко, но очень, очень интересно. Вы сомневаетесь в том, что в школе может быть интересно? Напрасно. Я намерена вам доказать обратное. На примере АлиСанны, конечно.

Глава четвёртая,

в которой АлиСанна неожиданно для себя получает

в придачу к шестому ещё и девятый класс