– Флаг наш...
– Женщина, названная Катериной, перевела взгляд на Егорова Ваську, похоже, швырнула ему в глаза песок или табак нюхательный, так что Васька зажмурился.
– Это и есть купец?

– Как раз я, - сказал Васька таким нахальным голосом, словно взял на себя неслыханный грех.

В магазине Панька запел: "Ох, полынь, полынь..."

Катерина его пение послушала, улыбка расколола ее камень-губы трещинкой белой, она кивнула Егорову Ваське еще раз, уже не колко, с усмешкой, глянула на него из-под бровей и сказала:

– Разбираешься в девках, купец, - и вошла в магазин.

Пение Панькино про полынь оборвалось. Послышались восклицания восторга, звук отчаянного поцелуя и деловитый треск пощечины, будто вяленого леща разорвали напополам.

Женщины, обтекая Зойку и солдата Зойкиного, двинулись в магазин. Одна молоденькая, усыпанная веснушками, сказала:

– Твое в кладовке оставим. Не психуй, Зойка. Чего задумала?
– Видя Зойкино невнимание, добавила жалостливо: - Ключи магазинные тебе принести, что ли?

– А на кой мне ключи эти?

Зойка потянула солдата от магазина прочь.

Васька почувствовал, как дрожит ее рука и пальцы то впиваются ему в ладонь, то совсем слабнут.

– У тебя там в порядке?
– спросил он, кивнув за спину, на магазин.

– Там? Где там?
– Зойка подняла Васькину руку, прижала ее к сердцу. От такого движения Зойкина левая грудь приподнялась, округлилась туго. Тут у меня ноет. И не знала, что у меня сердце есть, и не думала. Бабушка говорила - заноет, говорила, тогда узнаешь. И страх тебя охватит всю. Тебя как зовут-то? Чего молчишь - имя-то у тебя есть?

– Василий. Васька. Мы тут у моста стояли. Потом сбили мост. И нас сбили с другом.
– Васька хотел спросить, в шутку вроде, - может ли убитый вверх полететь? Но смутно испугался этого вопроса - почему убитый? Он Гогиных глаз мертвых не видел. Видел - летит...

Васька отводил глаза от Зойкиной груди. Зойкино сердце билось в его ладонь сильно. Васька моргал, и его глаза тайком шмыгали в вырез Зойкиного платья. Никак солдату было с ними не совладать.

– Если бы ты понимал. Хоть вот столечко.
– Зойка вздохнула, выпустила Васькину руку из своей.
– Или бы хоть догадывался.

Васькина рука скользнула вниз по шелковому Зойкиному боку, но тут же поднялась, чтобы самостоятельно обхватить Зойку за талию, притиснуть грудь в грудь. Зойка сделала легкий шажок вперед и даже не заметила, что увернулась. Наверно, есть у девчонок такой внутренний "гирокомпас", когда тело играет свою игру, а голова тут и ни при чем вовсе. В этот момент свойство видеть себя со стороны, приобретенное солдатом Егоровым во время падения с моста в кипящую реку, обострилось: он увидел как бы со всех сторон невероятно и нереально красивую девушку, полную юной горячей силы, с раздувающимися ноздрями, с глазами, яркими от любви и воли; девушку, в которой нежность происходит от чистоты, от здоровья и от таланта целомудренную, как аромат цветка. Рядом с девушкой увидел солдат себя ушастого, пустоглазого, ссутуленного.

"Боже, какой хорек!
– промелькнула отрезвляющая мысль.
– Боже, только война могла подарить мне сослепу и впопыхах такую красивую. Если даже ничего и не будет, все равно такую не позабудешь вовек. Да я ж перед нею кочан!"

Васька выпрямился. Воздух спасительно вошел в его опустошенные легкие. Васька вытер мокрые губы, особенно уголки, ладонью. Рванулся Зойку поцеловать, но споткнулся и сконфузился. Эфиоп с бежевыми каменными белками таращился на него из-за мраморной широкой скамьи и улыбался.

– Ослепни, гад, - прохрипел Васька.

Зойка повернулась к нему.

– Что?

Васька кивнул на скульптуру.

– Подглядывает... Я тебя поцеловать хотел.

– И больше уже не хочешь?
– спросила Зойка и засмеялась, и отскочила, верткая.
– Этого черта зовут Кудим. Того, что на берегу, Мекеша. В парке еще один есть, прямо в кустах, страшной, Касьян.

Зойка пошла, прыгая с булыжника на булыжник, выбирая путь по своей прихоти.

Платье жило на Зойке как бы само по себе, со своим дыханием, со своим зрением и слухом, но с одной только целью - сделать Зойкину красоту еще нестерпимее.

– Слышишь, давай рядом пойдем. Тяжело мне на тебя сзади глядеть.

Васька взял Зойку за руку, чувствуя - если не заговорит, бросится ее обнимать.

– Мы тут у моста стояли, - начал он.
– Я уже говорил вроде. Но я сейчас не о том. Беженцы по мосту шли. Больше на поездах. Я сейчас только подумал, на тебя глядя: беженцы чаще в хорошем бегут - в шелке, в бостоне, в шевиоте. Одна женщина даже в бархате.

Беженцы... Почему-то людей, возвращающихся домой из неволи в сорок четвертом и сорок пятом годах, тоже называли беженцами.