Голубев поскучнел:

– Пока ноль без палочки. Всех пацанов из дачных домиков опросил спали ночью, ничего не видели. Правда, один сказал, будто вечером в пятницу мальчишки с Заводской улицы жгли костер на берегу Ини, за кооперативом. Вроде хотели остаться на ночную рыбалку. Сейчас побегу на Заводскую, там у меня много друзей из подрастающего поколения.

Голубев соскользнул с подоконника и в дверях чуть не столкнулся с заглянувшим в кабинет высоким плечистым мужчиной.

– Иван Тимофеевич!
– будто обрадовался Слава.
– Здравствуйте!

– Здорово, - как давнему знакомому, ответил мужчина.
– Где тут начальник угрозыска?

Голубев указал на Бирюкова:

– Вот этот молодой человек приятной наружности. Ко мне, Иван Тимофеевич, вопросы есть?

– Мне начальника надо.

– Тогда до свидания.

– Будь здоров.
– Мужчина спокойно подошел к стулу, уселся и, кинув взгляд на дверь, за которой исчез Голубев, спросил Бирюкова: - Что за мальчуган?

– Старший оперуполномоченный по делам несовершеннолетних, - ответил Бирюков.

– Сам-то он совершеннолетний?

– Вполне. Два года на погранзаставе отслужил.

– Вон как...
– Мужчина поднес ко рту кулак, кашлянул.
– Стрункин моя фамилия. Зовут Иваном Тимофеевичем. Пришел внести пояснение. В общем, с Тоськой мы помирились, а поскольку гражданин Головчанский, как ходят слухи, помер, то у меня теперь к жинке претензий не будет.

– По-моему, и раньше у вас не было серьезных поводов, чтобы скандалы с ней учинять, - сказал Бирюков.

– Возможно, и так, - согласился Стрункин.
– Тоська женщина озорная, но не блудливая. Головчанский мне покоя не давал. Это, авторитетно скажу, такой гусь, что и порядочную бабенку шутя мог с панталыку сбить.

– Знали его?

– Еще бы! До Олега Туманова я у Головчанского личным шофером был. Насмотрелся на любовные шашни, хотя он тогда еще главным инженером ПМК работал. А уж как начальник стал - пришлось мне по собственному желанию убираться. Бросил шоферить. На железную дорогу устроился, курсы рефрижераторщиков закончил. Теперь передовиком труда являюсь, а в ПМК до конца жизни баранку крутил бы без всякого почета.

– Может, Иван Тимофеевич, вы ошибались в Головчанском...

– Факты могу привести... Вот, значит, у Головчанского водилась такая порочная манера: как на объект поедет со смазливой сотрудницей, сам за руль садится. Мне, шоферу, вроде любезность делает. Отдохни, дескать, Тимофеич, от баранки. Хочешь - домой прогуляйся, хочешь - в гараже послесарничай, подсоби ребятам.

– С кем же из сотрудниц он ездил?

– А, считай, со всеми, какие лицом получше.

– Ну, Иван Тимофеевич, такого быть не может, - недоверчиво сказал Антон.
– Если вы решили сделать пояснение, то говорите конкретно, а не общими фразами.

Стрункин кашлянул в кулак:

– Конкретно, машинистку Анну Огнянникову много раз возил. Дескать, на объекте чего-то отпечатать срочно требуется. А чего, спрашивается, без машинки Анна отпечатает?.. Не надо быть папой римским, чтобы понять, что к чему. Тут и козе понятно...

– Огнянникова тогда замужем была?

– За Олегом Тумановым. Олег электриком в ПМК работал, а она с Головчанским напропалую "печатала".

– Из-за чего Туманов и Огнянникова развелись?

– Анна нагишом сфотографировалась.

– Серьезно?

– Конкретный факт! Сам у Головчанского карточку видал. Бумаги как-то он из кармана стал вытаскивать, и карточка выпала. Я поднял - цирк! Анна почти в одних туфельках на босу ногу, как гимнасточка...

– А жена Головчанского о похождениях мужа знала?

– Нет, Софье Георгиевне об этом известно не было. Она постоянно у меня допытывалась, что к чему, но я пояснений не давал. Невелико удовольствие - разлад в семью вносить.
– Стрункин уперся широченными ладонями в колени.
– Да, если правду сказать, и не нравилось мне ее поведение. Постоянно хворью маялась, а сама возьмет у врачей больничный и мигом Головчанскому звонит. Пришли, дескать, машину. Сразу мне команда поступает. Я подкатываю к дому, Софья Георгиевна выносит сидор с продуктами и - за райцентр, на берег речки, на весь день. Вечером приезжаю - сидорок пустой. Больная, называется! Меня самого как-то радикулит скрутил, так я не то что на речку - жевать не мог...

– Ну а если бы, скажем, Софья Георгиевна узнала об измене мужа?

– Она б ему кислотой глаза выжгла, - не задумываясь, ответил Стрункин.

– Знаете, от чего Головчанский умер?

– Тоська чего-то тарахтела с перепугу, когда ее из санатория в угрозыск выдернули, но я усомнился. Ради этого и пришел сюда. Чего моя супружница тут намолола?

Бирюков улыбнулся:

– Иван Тимофеевич, мы не имеем права разглашать следственные дела.

– Могу дать подписку о неразглашении.