Остановка в движении – смерть идеи. «Бойся стагнации пуще войны», – так учила история русского мира. Для России опыт иных цивилизаций, тысячелетиями существовавших в прошлые времена без изменений, неприемлем.

Восхождение – так придворные историки окрестили динамичное расширение границ Российской Империи – мобилизовало Климента l и отодвинуло собственную жизнь на второй план.

Можно было бы плюнуть на фальсификацию данных по контактам. Но пауза?.. Император, как никто другой понимал, что происходящее, а если точнее, «непроисходящее» с Траппистом – это калька с реального положения дел гораздо ближе…в самой Солнечной системе.

ЦЕРЕРА – вот имя этой проблемы.

…Встречая на своем пути закоснелые общества, Империя практиковала метод изоляции. В отсутствии «врага» изолированный социум нестоек и поедает сам себя, как растение в отсутствие солнечного света. Замкнутость приводит к тому, что изолят либо сам выходит на связь, уже доросший до контактов, либо, разгрызаемый внутренними противоречиями, самоуничтожается. Так случилось на острове Пасхи. Деятельная ранее культура превратилась в овощную рассаду, из жажды покоя усекшая свои корни.

Но в этот раз наитие Климента I подсказывало ему, что возникшая остановка в Восхождении станет изматывающим экзаменом на прочность Империи. А последняя дорога ему тем, что создана вопреки предсказаниям социальных экспертов на обломках проржавелого мироустройства, проеденного финансовыми язвами и источенного перевернутыми представлениями. Издержки остановки нетрудно предсказать: изнурение боевого духа и обрушение баланса движения. Но и искусственный прорыв изоляции приведет к непредсказуемым осложнениям.

Казалось, выхода нет.

…Забыв о дочери, Император хлопнул в ладоши и, выглянув в коридор, отдал распоряжение созвать консилиум. Имена приглашенных девушка не расслышала.

–Я хотела бы попросить тебя, па, – сказала она по возвращении Величества, уже в парадном облачении, – перенести процедуру помолвки, пока Империя не выйдет из неблагоприятной полосы.

Все это время, пока Император любовался панорамой Кремля, она вспоминала урок по макияжу, немудреные заповеди преподавателя. Красота, говорила леди Беатрис, это то, ради чего стоит жить, и главный попутчик в этом деле – зеркало. И Принцесса, вся в процессе ожидания, иногда оглядывала свое отражение в полированном бюро, будто спрашивая о чем-то.

Отец прямо взглянул дочери в лицо. Мария повзрослела, это несомненно. Внешне она все больше походит на драгоценный камень. Но утонченность и лоск, привитый стараниями фрейлин, по понятиям Императора, отнюдь не огранка бриллианта и веры дочерним словам не прибавляли. Время – истинный ювелир. А его недоставало.

– Это я буду решать, – заявил он, – что основное, а что второстепенное – пока ты несовершеннолетняя.

– Пока несовершеннолетняя… – повторила дочь.

Упреждая резонное обвинение, Император поднял руку.

– Ты моя дочь и Принцесса, и это налагает на тебя дополнительные обязательства.

Раздосадованная отказом, дочь вычерчивала вензеля загнутым носком китайской тапочки на мраморной мозаике и настаивала на своем:

– Всю жизнь я слышала от тебя, отец, что эти обязательства, в первую очередь, касаются долга ставить государственные задачи выше собственных, а теперь именно в тот миг, когда возникла проблема, а я вошла в силу, чтобы помочь тебе справиться с ней, ты как специально отстраняешь меня. Связываешь по рукам и ногам. Это, по меньшей мере, несправедливо!

– Вошла!..—повторил он, сдерживая усмешку. – Этого недостаточно, чтобы судить о справедливости.

Он прислушался, больше всего мечтая о завершении несвоевременной, как он полагал, дискуссии. За внешней дверью раздались отрывочные фразы и быстрые шаги, и, легонько постучавшись со стороны зимнего сада, дворецкий внес с собой порыв влажного осеннего воздуха.

– Государь…

– Никита, – упредил дворецкого Император, – обожди секунду. Вот что, – сказал он, обернувшись к дочери, – ты можешь идти. Но обдумай на досуге мое предложение, чтобы в ближайшее время мы могли обсудить твое будущее. Во всяком случае, знай, что я, напротив, вначале намерен определиться с твоей судьбой, и лишь потом заняться государственными делами.

С этими словами он покинул обескураженную дочь.

Направляясь в сопровождении дворецкого к высокой стеклянной двери, Император замедлил шаги, словно давая возможность Марии выразить свои чувства, но, не дождавшись реакции, нажал на ручку и оказался в Тронном зале.

Навстречу шли Тайный Советник Калитин, Маршал Космической армады Савельев, чуть позади – седобородый эзотерик Тюрин – фаворит Императрицы.

– Революция, Всемилостивейший Государь! – повторял Калитин, обмениваясь рукопожатием с Императором. – Ведь это подлинная революция в лучшем ее смысле – технократическом.