— Постой, может быть, ты меня с кем-то спутал? Если так, я не имею к тебе претензий и готов согласиться на примирение даже без принятия обязательных в таком случае извинений.

Покоя, вот чего сейчас так хотелось Кревану Фланагану, душевного покоя и рационального порядка в мыслях. В физическом плане, в состоянии покоя он находился уже четвертый день. Лежал на чуть продавленной тахте в своей съемной квартире, в спальном районе Белфаста (на двуспальную кровать, которую они с Джен делили ещё несколько дней назад, он смотреть не мог), отключив все, что способнораздражать: телевизор, игровую приставку, компьютер, проигрыватель винилов, даже телефон. Телефон — в первую очередь. Он не хотел слышать озабоченные голоса коллег по работе, сочувствующие речи приятелей. “Да, перестань, Крю, чего ты себя накручиваешь? Ты серьезно думаешь, что ты первый человек, кто напортачил с накладной и получил пистон от начальства? Какая глупость! Я сам в прошлом месяце слажал дважды. И что ты думаешь? Получил, конечно, разгон, но потом продажи подросли и — вуаля! Неплохие премиальные за ударный отрезок, ха! Ерунда это все, не забивай голову! Пойдем лучше пивка дернем…” Или “Дружииище, вот же досада! Вы с Джен столько лет вместе и — на тебе… Ммм… Я вот почему-то верю, что дело не в тебе… Я тебя понимаю, у самого был случай…”Кревану было начхать на заботу и сочувствие друзей и коллег, начхать на работу, даже начхать на их размолвку с Дженнифер. Да, у Кревана Фланагана возникли проблемы и всё, так много значившеё в его жизни прежде, в один далеко не прекрасный момент стало совсем не важным…

Всё началось почти неделю назад. В тот день, с утра, Креван даже не обратил внимания на лёгкую головную боль, возникшую за правым ухом, тем паче, что скоро она прошла. Через пару часов в том же правом ухе что-то защёлкало, как при отите, которым Фланаган часто болел в школьном детстве. Ещё чуть погодящёлканьесменилось постоянным шумом. Решив, что подхватил какую-то из новомодных версий гриппа, Креван отпросился у шефа с работы (частная фирма по продаже геодезического оборудования, в которой он просиживал каждый день с 10.00 до 18.30 носила дурацкое название “ Золотой треугольник”, которое Креван терпеть не мог. В принципе, понятно, чем руководствовался его начальник Томас Грейди, придумывая название: триангуляция, полигональная съемка и тому подобная специфическая словесная каша должна, по замыслу создателя, приводить клиента к мысли о нивелирах и теодолитах. Но "Золотой"?! Фланаган иногда недоумевал, почему до сих пор их не почтила визитом наркополиция1). Вернувшись домой и, покопавшись в аптечке, которую курировала Джен, онпринял вроде бы подходящие таблетки, а потом задремал. Уже выпадая из реальности бодрствования, подумал, что сон — это лекарственное благо, и когда онпроснётся, то должен будет чувствовать себя гораздо лучше.

Пробуждение убило надежду. Шум в ухе немного стих, но появились вполне распознаваемые звуки: далекая музыка (скрипка, волынка, арфа, свирель, иногда по отдельности, но чаще в разных сочетаниях), топот копыт, звук льющейся воды, удары металла по металлу. Хуже всего были голоса. Крики: боли или радости — разобрать было трудно. Разговор. Шепотки. Отдельные слова даже были различимы, но звучали странно и особого смысла не передавали. Так как никаких других признаков болезни Креван не ощущал, в голову начали заползать неприятные и пугающие мысли. Он никогда не слышал о том, чтобы безумие приходило вот так — с головной болью и фолк-радиостанцией в ухе. С другой стороны, Креван не был специалистом в психиатрии и не мог сказать наверняка, что не сбрендил.

Около семи вечера домой вернулась подруга Кревана, Джени. Обычно, она не приходила из своего цветочного магазинчика раньше восьми, но сегодня, видимо, был особенный день — всё происходило впервые. Заметив бледность лица приятеля и испуг в глазах, который она приняла за что-то ещё, Джен поинтересовалась, всё ли у Кревана нормально:

— Милый, у тебя всё нормально?

— Почему ты спрашиваешь?

— Просто выглядишь как-то не так…

— Не-не, всё в порядке. Кажется, я всего-то подцепил простуду, голова побаливает. Думаю принять таблетку-другую, запить их бокалом шерри и утром буду как огурчик.

Джен фыркнула:

— Всё зависит от размеров бокала. А давно ли ты начал лечиться по этой интересной системе?

Странное дело, болтая с Джен, Креван осознал, что во время разговора шум и голоса практически затихают, не совсем, но оставаясь на периферии сознания. Это открытие обрадовало, и Креван залился соловьем, разговаривая обо всём, что только приходило в голову. Джен, однако, не была расположена к долгой многогранной беседе:

— Крю, я люто устала. Давай уже ложиться. И, милый, прости, но сегодня просто будем спать…

Занятие любовью было последним, что могло бы увлечь Кревана этим вечером, но он не смог не скорчить трагическую гримасу. Джен улыбнулась:

— Не дуйся, завтра отдам вдвойне.

Чмокнув Кревана в нос, она упорхнула в ванную. Фланаган остался один на один со звуками в своей голове.

Утро облегчения не принесло. Непроизвольно морщась, когда уровень шума в ухе уж слишком нарастал, он побрел в ванную. Насчет того, что звуки рождаются в ухе, Креван был не уверен. Скорее, мозг транслировал весь этот аудиомусор, который почему-то воспринимался, как входящий извне звук. Окончательно запутавшись в попытках разобраться с тонкостями чувственного восприятия, Креван принялся изучать лицо в зеркале, выискивая какие-нибудь признаки болезни. Но увидел там точно то же, что и всегда: мужчину средних лет с крупными чертами лица, тонким носом, чуть искривлённым вправо, большими, немного навыкате серовато-голубыми глазами. Густые, практически сросшиеся брови (“Мой однобровик”, - ласково подтрунивала иногда Джен). Тонкий подвижный рот. Всё как всегда: никаких пятен, сыпи и язв — только затравленный взгляд выдаёт неблагополучие внутреннего состояния. Болезнь в голове, и с этим надо что-то делать. Мысль пугала сильнее, чем симптомы. Креван представил себя сначала проходящим курс добровольного лечения в психиатрической клинике, апосле — ежесезонные обострения и улучшения, регулярный приём лекарств, смена работы на более простую и менее оплачиваемую, ограничение контактов со здоровым обществом… Будущее чернело где-то совсем рядом. Умывшись и почистив зубы, Креван тихо оделся и, не позавтракав, вышел из квартиры. Джен ещё досматривала последний утренний сон.

День не задался. Шум в голове не ослабевал, сосредоточение на рабочем процессе стоило Кревану нечеловеческих усилий. Почувствовав, что до взрыва мозга остались считанные мгновения, он вышел в курилку. Людей там было немного, точнее, двое: Карл Биркин, друг Кревана и парень из торговой компании "Hornwood", разместившейся на этом же этаже. Вместе с названием компании в памяти всплыл один эпизод. Тогда он, Карл и Грейди вышли пообедать в ресторанчик на соседней улице. В коридоре они увидели грузчиков, которые затаскивали мебель в пустовавший до этого офис. Уже в лифте Грейди поспешил поделиться знанием, от которого его прямо-таки распирало: новенькие — компания "Hornwood", делают деньги из воздуха, одним словом — шарага, но девки там будут сидеть обалденные! Он лично двух уже видел. "Ну как вам?" — поинтересовался Том, не дождавшись никакой ответной реакции. "Что — как?" — буркнул Биркин, ещё до полудня утомившийся после долгих переговоров с поставщиком. "Ну, я же говорю про компанию, где девки клёвые, "Hornwood", да…" — шеф выглядел разочарованным. "Девки? Hornwood? Тогда будет "Pornwood"…" Шутка, конечно, вышла грайндхаусная, но Том заискивающе захихикал. Он восхищался Биркином, который собрал в себе все те качества настоящего мужчины, которых недоставало Грейди. Биркин же подозревал, что начальник не просто видит в нем объект поклонения, но поклонение это носит сексуальный подтекст (Карл даже побился об заклад с одним общим знакомым о том, когда Том осуществит каминг-аут. Знакомый думал, что никогда, потому что Грейди не хватит духа, а Биркин заявлял, что это случится ещё до Пасхи. Крейван про себя был склонен соглашаться с общим знакомым, но способность Карла предсказывать самые невероятные события, заставляли ждать весны с особенным предвкушением). Карл с сожалением покосился на Грейди, но промолчал. Тема заглохла сама собой. Через пару недель выяснилось, что дамы, столь очаровавшие Грейди, были всего лишь консультантами по подбору вариантов аренды, а в офис вселились четверо молодых парней — типовой планктон — и ни одной девушки. Надежды Грейди сменились разочарованием, разочарование быстро ушло в прошлое, а "Pornwood", слово, походя брошенное Биркином, прочно приклеилось к соседней фирме, как прозвище для своих. Парней там работавших обобщённо прозвали pornman’s.

Сейчас Карл и один pornman обсуждали вчерашнюю попойку на чьем-то дне рождения. Креван, хотя и не курил, присел на свободный стул и включился в беседу. Он был определенно не в теме обсуждения, он даже не знал, как зовут этого парня из торговой фирмы, зато он очень нуждался в общении. Pornman раза три искоса взглянул на Кревана и продолжил описывать приключение с какой-то общей знакомой: “Когда мы танцевали, она реально приклеилась ко мне своими буферами! Если бы я хоть немного вязал лыко к тому моменту, точно бы ей вдул! Ну, правда, она тоже недалеко от меня ушла. Гы-гы-гы!” И тут Креван совершенно непринужденно, словно пришла его очередь рассказывать какую-нибудь занимательную чепуху, вклинился с анекдотом про таксиста и блондинку (связь между темой анекдота и темой разговора весьма условная, но анекдот был и впрямь презабавный). Pornman замолчал и уставился на Кревана. Карл, развалясь на своем стуле и умиротворённо полуприкрыв глаза, медленно выпускал в голубоватый воздух очередную порцию дыма. Он ещё не пришел в себя после празднования, и ему ни до чего не было дела. Фланаган позавидовал ему и подумал, что ворвись прямо сейчас в курилку террористы, единственной реакцией Биркина будет попытка заказать у них пинту пива. Крейван дошел до кульминации анекдота (“Как же здорово!”,- думал он: “когда не играет арфа, а лошади, люди и прочие твари ложатся спать…”), и тут pornman не выдержал: