– Какой же ты честный и славный мальчуган! – то и дело восклицала она. – Хорошие дела всегда возблагодарены должны быть, и посему вот тебе, Емельян, десять рублей как награду за твою добросовестность. А ещё я приглашаю тебя к нам на новогоднюю ёлку первого января.

Про знаменитую ёлку у Загряжских в окрестных деревнях были наслышаны. На неё приезжали даже дети знатных персон из Осташкова и Кудыщей. Иногда в порядке благотворительности, которая была свойственна этой богатой дворянской семье, славившейся неординарным отношением к жизни, на рождественское, а затем новогоднее торжество приглашали и несколько крестьянских детей. И вот теперь такое счастье выпало Селижаровым. На празднование повёз Емельку старший брат, как раз прибывший в отчий дом на каникулы. Авдотья вытащила из сундука по такому случаю лучшие наряды для обоих.

Мимо усадьбы Загряжских доводилось проезжать им не раз. Говорили, будто денег у её владельцев – куры не клюют, и всё богатство, дескать, вложено в какие-то странные бумаги, «акциями» называемые. Барскими строениями – величественным дворцом с колоннами, изящным флигелем, оранжереей, обширным парком с дорожками к пруду с кувшинками – восторгались все в округе.

Но то, что ожидало братьев внутри светившегося необыкновенными – электрическими – огнями здания (собственники его слыли в губернии в числе первопроходцев технического прогресса), оказалось подлинным чудом. Сказочно разукрашенная ёлка, огромная фанерная горка, с которой можно было катиться вниз как по настоящей ледяной, оркестр музыкантов с невиданными инструментами, фантастически захватывающее представление цирковых артистов и многое, многое другое, о существовании чего в природе в Занеможье и слыхом не слыхивали, – всё это произвело на Емельку неизгладимое впечатление.

Спустя годы, когда в советское время его будут иногда спрашивать, как было «там, при царе», он сможет вспомнить только тот праздник в дворянской усадьбе в честь наступившего нового 1_13 года.

Поразило братьев и диковинное угощение. Отец иногда привозил с ярмарок что-то вкусненькое, но такое разнообразие и обилие блюд не встречалось ни на одном базаре. Родители с сёстрами восторгались полученными подарками со странными, морковного цвета яблоками, называвшимися апельсинами. Нюша попробовала было куснуть одно, но Емеля с умным видом объяснил, что с них надобно вначале счищать кожуру. А вот над одной необычной просьбой, привезённой с новогоднего веселья, семья дружно посмеялась.

На праздничном столе селижаровским отрокам особенно пришлось по вкусу яство, которое другие именовали «салат Оливье». Блюдом тем очень хотелось угостить домашних. Однако выяснилось, что в силу ряда вполне понятных причин сотворить такое чудо Авдотья не в состоянии.

Так что Максим, оказалось, напрасно записал рецепт его приготовления. «Взять 2 рябчика и 1 телячий язык, 1/4 фунта икры паюсной, свежего салата 1/2 фунта, отварных раков 25 штук, 1/2 банки пикули, 1/2 банки сои кабуль, 2 свежих огурца, четверть фунта каперсов и 5 крутых яиц. Всё нарезать, перемешать с соусом из французского уксуса, проманского масла и 2 свежих яиц, и уложить на блюдо».

Традиция встречи Рождества и Нового года с ёлкой пришла в Россию, как и многое другое, из Германии. Как и многое другое, прижилась она на русских просторах только по «величайшему повелению», то есть благодаря указанию сверху. Ибо прародительницей нового для страны обычая стала супруга Николая I Александра Фёдоровна, в девичестве принцесса Прусская Шарлотта и сестра первого германского кайзера Вильгельма I. Как и многим другим заимствованиям из Германии, новогодней ёлке достанется в России жизнь непростая.

Уже через год после торжества у Загряжских, с началом первой мировой войны, священный синод Русской православной церкви потребует у царя запретить ёлку как «вражескую германскую затею, чуждую православному русскому народу». После октябрьского переворота большевики из атеистических соображений, в пику церкви, на короткий период разрешат новогодние хороводы у ёлки.

Но после кончины вождя мирового пролетариата его преемник, названный «Лениным сегодня», вновь, но теперь уже «в силу антисоветского характера», объявит ёлку вне закона. Реабилитируют беднягу в России только в 1935 году, но зато вроде бы окончательно и бесповоротно.

На новогоднем празднике в усадьбе Загряжских оба брата познакомились со сверстниками из Осташкова и Кудыщей. Максиму ещё не раз доведётся соприкоснуться со старшим дворянским сыном Дмитрием, который учился в гимназии в Твери и горел желанием продолжить обучение в Московском университете, имевшем славу лучшего в империи. Их объединяла любовь к точным наукам, и оба склонялись к тому, чтобы выбрать профессию инженера. Оказалось, что Митя Загряжский неплохо «шпрехал» по-немецки, был даже в Берлине и подобно Максимовой благодетельнице считал Германию восходящей звездой мировой политики.

– Вся история наша русская последние два века завязана на Германию. Со времён Петра стараются немцы по-хорошему благоустроить Россию. И все наши беды идут от того, что берём из германского передового опыта только самое плохое, да и то переиначиваем его на русский лад до неузнаваемости. Нельзя нам ссориться с немцами, а вот дружить надо. Никто в Европе не близок нам, русским, так, как они, – поучал он Максима.

Тот только слушал и не мог ни согласиться, ни опровергнуть доводы новоявленного приятеля: слишком туманным и труднодоступным казался ему разговор о внешней политике. Но после митиных слов воспылал он желанием ещё поболе узнать про далёкую и загадочную Германию.