Меховая муфта очень раздражала. Не только своей способностью блокировки колдовства, но и тем, что рукам в ней было жарко. Ведьма осторожно пошевелила пальцами, и командующий сразу же отреагировал:

— Не смей! Сиди тихо.

Это был единственный раз, когда он к ней обратился. До этого, да и после тоже, он демонстративно игнорировал пленницу. Но глаз не спускал, словно она была ценным неодушевлённым грузом. Он уже пришёл в себя, и лишь глубокие морщины вокруг глаз да абсолютно седая щетина на щеках напоминали о произошедшем. Марина готова была поклясться, что до превращения во «временного ведьмака» мужчина выглядел гораздо моложе.

Остался позади парк и жилые кварталы. По мосту, по которому туда-сюда сновали машины с вооружёнными людьми, цистерны с водой, рефрижераторы и грузовички с овощами, пересекли реку. Над островом пикап притормозил и въехал на широкую металлическую платформу. Оказалось, просто так спуститься вниз нельзя, видимо, где-то был ещё один мост, скрытый туманом, так что местные озаботились постройкой подъёмного механизма.

Пока грузовая платформа, ужасающе скрипя и раскачиваясь, опускалась на сушу, Марина упивалась ощущением того, что осколок Древа где-то совсем рядом.

Каждый свободный клочок земли занимали грядки, за которыми ухаживали люди в оранжевых жилетах. Такие же работяги подметали улицы и мыли окна в жилых домах. Марина не увидела на острове ни одной палатки, ни одного вагончика — местная элита обитала за крепкими стенами зданий, построенных до Катастрофы. Вообще, ведьма не могла отделаться от ощущения, что она попала в прошлое, настолько всё выглядело мирно, аккуратно и «зажиточно». Остров не шёл ни в какое сравнение с территорией, оставшейся за мостом, будто конец света сюда не добрался.

Пикап бодро прокатился по узким улочкам и остановился перед аккуратным забором. Водитель посигналил, открылись ворота, но машина въезжать не стала — дальше пленницу повели пешком.

До Катастрофы здесь располагалось какое-то учебное заведение. А может, больница или научный центр — Марина не слишком хорошо разбиралась в местной архитектуре. Ясно было одно — невысокие корпуса вряд ли использовались как жилой фонд. Огородов не было, лишь аккуратные дорожки и ухоженные газоны. За деревьями, судя по их здоровому виду, тоже присматривали, как и за цветущими клумбами. Благостную картинку немного портили рабочие в ярких жилетах.

После автомобильной тряски пешая прогулка показалась ни с чем не сравнимым удовольствием, последствия «мясорубки» практически вымывались из тела благодаря привычным движениям. Но идти пришлось недолго, и Марина, увидев встречающих, окончательно уверилась, что ничего хорошего её не ждёт.

На крыльце одного из корпусов с ноги на ногу переминались двое мужчин в халатах, когда-то бывших белыми. Неожиданная злость на саму себя за пассивность и покорность, на Древо Жизни за то, что оно привело её в руки каких-то коновалов, заставили Марину развернуться и побежать прочь. Тюремщики не сразу отреагировали на резкую смену поведения пленницы — за время поездки они успели расслабиться, так что небольшая заминка в пару секунд дала возможность отбежать на пару десятков метров.

Правда, догонять её никто не собирался. Пуля справилась лучше любого преследователя. Ногу чуть ниже колена обожгло огнём, Марина вскрикнула и рухнула на землю.

— Идиот! — невысокий упитанный человек в белом халате торопливо присел рядом и стал суетливо прижимать руками рану. — Кровь! Шерман, бинт неси, у неё кровотечение!

Стрелявший солдат смущённо опустил оружие. Остальные, желая загладить вину соратника, прижали Марину к земле, чтобы она не могла сопротивляться.

— Я жалобу подам, — продолжал злиться коротышка, ловко перебинтовывая ногу. — Хорошо, что навылет прошла. Идиот, — повторил он уже чуть спокойней, — они и так долго не живут, а ты главное, что в них есть, на землю слил! Ногу, ногу держите, не видите? Брыкается!

Обращались с ней аккуратно, но бесцеремонно, как с хрупкой вещью вроде хрустальной вазы. Марина кричала, ругалась и всё ещё пыталась вырваться, но солдаты прочно зафиксировали её на цинковом столе с помощью ремней, на которые был нашит тот же мех, что и на наручники, и засунули в рот тряпку. Затем они ушли. Лишь провинившийся немного задержался — всё бубнил о том, что не хотел стрелять, что это рефлекторно, и упрашивал не подавать рапорт.

Худосочный Шерман смог вытолкать солдата за дверь лишь после того, как коротышка раздражённо пообещал не жаловаться начальству. В конце концов, в комнате остались только двое «коновалов» и их жертва.

В помещении отсутствовали окна. На потолке висела массивная операционная лампа, но она выполняла декоративную функцию, так как не работала. Комнату освещали настольные светильники, было их мало, и в основном возле стола, на котором лежала Марина, так что остальной интерьер терялся в полумраке. Но ведьма, пока её тащили в центр и привязывали, всё же смогла разглядеть очертания каких-то узких шкафов, аппаратуру медицинского назначения и кафельную плитку на полу.

Помимо хирургического стола в центре то ли пыточной, то ли операционной стояли офисные столы в количестве двух штук, на одном из них — компьютер с сильно поцарапанным монитором, второй был завален какими-то документами и папками. И ещё один лабораторный, с раковиной, колбами, ретортами и спиртовками. Вообще, здесь было как-то грязно, особенно в сравнении с кристально чистыми помещениями в приреченской больнице. Пыль, тёмные потёки на полу и столах, паутина, свисающая с лампы, неприятный тухлый запах давали понять, что место предназначено не для лечения.