— Ребята тебе объяснили, что к чему? — продолжил тем временем Слава.

— Объяснили, — буркнул Павел и стиснул руки в кулаки.

Заметив это, Слава положил свои ручищи на стол и многозначительно глянул.

— Я дам ей развод, — наконец процедил Павел.

Я резко развернулась и с испугом глянула на Славу. Развод?! Господи… А девочки?! Если мы разведёмся… Но завладеть полностью мной испуг не успел. Слава лишь на мгновение перевёл взгляд на меня, и мгновения этого хватило, чтобы я почувствовала его твёрдость, уверенность, почувствовала: он знает, что делает.

— У тебя, кажется, ещё одна квартира есть? — вновь заговорил Слава и тут же ответил: — Есть… Двушка на Фрунзенской, мой знакомый узнал. Так вот… Мне продолжать?

— Не надо, — всё тем же тоном огрызнулся Паша. — Я всё понял.

— Замечательно, раз понял. — Слава удовлетворённо постучал пальцами по столу. — И не пытайся улизнуть. Знаешь… в жизни всякое бывает. Упасть можно неудачно или ещё что-то… Жить нынче страшно.

— Я перепишу квартиру на эту суку, — огрызнулся он. — Перепишу, сказал же!

— Ты кого сукой назвал? — вкрадчиво осведомился он. — А ну…

Муж молчал. Подождав немного, Слава поднялся и, ни говоря не слова, схватил его за шкирман. Я вскрикнула, ожидая, что сейчас начнётся бойня, но вместо этого Слава швырнул его к моим ногам. Пнул по рёбрам и прошипел:

— Прощения проси у неё, ублюдок. Иначе сейчас такую суку устрою…

— Извини, — просипел Паша.

— Громче!

— Извини, — повторил муж ещё раз, Слава же снова пнул его ботинком. — И только попробуй приблизиться к детям. Оформишь отказ, понял? Понял, я тебя спрашиваю, тварь?!

— Да понял я! — крикнул муж, по-прежнему стоя на коленях. — Всё подпишу! Я же сказал!

— Плохо сказал! — рявкнул Вячеслав. — Мы не расслышали.

— Я напишу отказ! — крикнул он с какими-то визгливыми нотками. Закашлялся. — И квартиру перепишу. И деньги на содержание, как тем сказал…

Соображала я с трудом. Даже не помню, как мы вышли из квартиры, как дошли до внедорожника Вячеслава. Кажется, меня колотило. Кажется, он закинул сумку с моими вещами в багажник, туда же — часть детских и ещё что-то. Кажется, сказал, что остальное заберём после. Помню только, как со щелчком застегнула ремень безопасности. Этот звук отрезвил меня. Я посмотрела на Славу. Он сидел рядом — большой, сильный, уверенный в себе. Почувствовав мой взгляд, повернулся, и я увидела его глаза — потемневшие, полные ярости. Но ярость эта была направлена не на меня, и откуда-то я это знала.

— А дальше что? — спросила я с полным непониманием того, что теперь будет. Я и правда не понимала.

Неужели теперь я стану свободной? Неужели мне не нужно будет больше бояться сделать что-то не так? Не нужно бояться потерять детей?! К глазам подступили слёзы.

— Дальше будет так, как захочешь. — Услышала я глухой голос Славы. — А пока поедем за девчонками. Я же тебе обещал. А я же Морозко… должен исполнять.

Он криво, совсем невесело усмехнулся, и я усмехнулась в ответ. Сквозь слёзы. Морозко… И я в том лесу, в сугробе. Почти как та бедолага из сказки. Почти… Потому что там, в сказке, чудесам случаться положено, а в жизни… Но может быть, в жизни тоже они случаются — чудеса эти?

— Спасибо тебе, — сказала я, касаясь Славиного бедра.

Он накрыл мою ладонь своей, сжал и снова посмотрел в глаза. С обещанием, что это не конец. С обещанием чего-то большего. Да, это не конец. Это только начало.

Ася

С ума сойти… Я перевела взгляд со сверкающей огоньками ёлки на мирно посапывающего у меня на руках сынишку. Такой маленький, такой сладенький… Посмотрела на его отца. Тот стоял возле разожженного камина и потягивал виски. Неужели наш Мишка тоже когда-нибудь станет таким? Станет ведь… Только два месяца, а характер уже будь здоров. Два месяца… Год назад я, напуганная, беспомощная, ехала домой от родителей, а теперь… В воздухе витал запах мандаринов и хвои, под раскидистой ёлкой горой лежали упакованные в яркую обёрточную бумагу коробки. Год прошёл… И столько всего случилось за этот год! Я снова посмотрела на спящего на руках сынишку. Не знаю, когда мы зачали его — в первую ли ночь, ту самую, новогоднюю или во вторую… Узнав о беременности, я, честно сказать, испугалась. Не того, что Слава не захочет ребёнка, попросит сделать аборт. Вовсе не этого — к тому моменту я уже успела узнать его достаточно хорошо, чтобы подобных мыслей в голову не закрадывалось. Просто оба мы были не совсем трезвые… Мало ли что. Но время шло, я сдавала анализы, исправно ходила на УЗИ, и результаты убеждали — причин для тревог нет. И вот он… наш богатырь. Четыре двести. Рядом со мной в уголке дивана посапывыла младшая дочь, старшая играла у огня с собакой — годовалым ротвейлером. Собаку мы завели почти сразу же — девочки так заболтали Славу, что он не удержался. Я была против, но моего мнения в принципе никто не спрашивал.

Теперь я понимаю, что своего родного отца они боялись почти так же сильно, как боялась его я. И что толку от того, что я всячески пыталась скрыть от них правду? Дети же всё чувствуют… Какое-то время они скучали. Даже не так… Какое-то время они привыкали к изменениям, к новым порядкам, к новому устрою, но проходило это безболезненно. Только один раз старшая по-взрослому серьёзно спросила меня, что случилось, и я честно ответила, что ушла от их отца. Думала, начнутся вопросы, но она только обняла меня. А потом Слава припёр эту собаку…

— Давайте проводим Старый год, — раздалось со второго дивана, и я посмотрела на Ксюшу.

Та держала в руках бокал с гранатовым соком. Поймав мой взгляд, она улыбнулась и неуклюже подсела к спинке дивана. Восьмой месяц… Слава подошёл к нам и присел рядом со мной. Так мы и сидели друг напротив друга — с одной стороны — Ксюша и Андрей, с другой — мы со Славой. Я глянула на язычки пламени в камине, на пушистую ель, потом на друзей… И так тоже бывает. Обручальное кольцо на пальце Ксении блеснуло, отражая свет огня, и я коснулась своего. Кажется, каждый из нас получил то, чего хотел. А хотели мы, сущности, одного и того же — счастья. Помню, как Слава рассказывал мне о своей бывшей, каким словами её крыл. Помню, как в том же январе к нам заявился Андрей. Помню доносящиеся из гостиной крики, ругань, звук бьющегося стекла… Помню, как после эти двое — хмурые, с разукрашенными физиономиями, сидели на кухне и молча пили коньяк. И вот прошёл год…