Шрифт:
– Блин, а! Что же это такое?! – взвыл я.
Опять рядом со мной умирал человек…
Постояв несколько секунд, я занялся осмотром машины. Бойцы, кроме парня, были артиллеристами, соответственно ничего, кроме снарядов, в кузове не обнаружилось. Только одинокая каска лежала на одном из ящиков.
А вот в кабине в специальном зажиме находился карабин. Сняв с ефрейтора ремень, я осмотрел подсумки и переложил патроны себе, их оказалось двадцать штук. Обыскав погибших, забрал у обоих документы, заодно став обладателем еще одного нагана и великолепного бинокля, затем направился к бойцу, не придумавшему ничего лучше, чем взобраться наверх бугра и активно крутить головой, а что его видно с любой стороны, явно не сообразил.
Отойдя метров пятьдесят от грузовика, заметил активные махания парня. Поняв, что он имеет в виду, я жестами показал, чтобы он спрятался. Почти сразу сквозь постоянный шум близких и дальних перестрелок донесся шум моторов – похоже, сюда ехали немецкие мотоциклисты.
Свистнув, чтобы привлечь внимание бойца, я взмахом руки подозвал его, а когда он быстро спустился, скомандовал:
– Валим отсюда, пока нас не обнаружили!
Шум двигателей стих около полуторки – видимо, немцы осматривали ее.
– Стой тут, вещи сторожи, – приказал я тяжело дышащему бойцу, а сам, подхватив бинокль, вскарабкался на вершину, старательно прикрываясь ветками.
Я не ошибся, у грузовика стояли два мотоцикла и пять немцев, осматривающих полуторку.
«Пятеро. Хм, шанс? Вряд ли, никакой уверенности у меня нет. Это точно. Но просто так уходить не стоит, пальнуть и валить! – решил я, продолжая разглядывать гитлеровцев. – Эх, сюда бы калаш! – мелькнула мысль. – Троих бы снял, так удачно кучкой стоят. Пулеметчик вроде не страшен – вон как развалился и ногу взгромоздил на борт коляски. К стрельбе не готов и стрелять-то ему неудобно – пулемет вдоль дороги смотрит, ему и не повернуть в нашу сторону. Тот, что за рулем переднего мотоцикла, закурил, сюда не смотрит, автомат не видно, может, в коляске лежит? У одного из троицы за спиной винтовка, у других не видать. Один точно пулеметчик первого мотоцикла. Будем считать, что у третьего автомат. А что это они так расслаблены, даже по сторонам не смотрят? Такой грех оставлять безнаказанным нельзя. Сколько выстрелов успею сделать? Один точно, второй наверняка, третий сомнительно! А парень стрелять умеет?»
Оторвавшись от бинокля, я с сомнением посмотрел на бойца, который стоял внизу и испуганно крутил головой.
«Вряд ли, этот олух с пустым патронником в меня целился. А может, расстрелял магазин, затвор-то был открыт? Хм, с ненадежным напарником как-то нет уверенности в правильном исходе боя… Стоп! Это же разведка или дозор! У немецких жандармов вроде бляхи здоровенные были, а тут не видать. А всего-то метров шестьдесят. Надо бы вдарить. Уж больно вольготно себя ведут. А вдруг это дозор, и сейчас сюда сотня таких же подвалит? А если разик стрельнуть, и ходу? Если стрельну, отвалить успеем? Лес – вот он, за спиной, можно сказать, ногами уже в нем. Враг внизу, мы прижались, нас и не видно будет. А чуток отползти – так окажемся в мертвой зоне. Кто для нас самый главный и кто самый опасный? Или, может, мотоцикл подбить?»
Подозвав парня взмахом руки, я спросил:
– Боец, как тебя зовут?
– Виктор, товарищ сержант.
– Витек, ты как стреляешь?
Парень замялся:
– Ну… попадаю иногда в мишень.
– Ясно. Сделаем так. Заряди свой винт. Займешь позицию правее метров на двадцать и лежишь не высовываясь. Как я выстрелю, немцы попрячутся и станут нас высматривать, ты не целясь стреляешь в их сторону. Главное, чтобы тебя не заметили. Пусть только услышат. Выстрелил и сразу ползи в лес. Быстро. Не поднимая головы – немцы сразу начнут поливать по тебе огнем. Могут попытаться и к нам рвануть. А я еще раз стрельну – и за тобой. Что понял?
– Отползти дальше на двадцать метров, выстрелить после вас и уползать в лес, – монотонно повторил он, явно запоминая.
– Главное – выше голов стреляй, не надо целиться. Понял?
– Понял, выше голов, – как болванчик, кивнул он.
С сомнением посмотрев на бойца этого малахольного, я сказал:
– Давай, дуй ползком.
Пока Витя занимал отвлекающую позицию, я проверил берданку и мосинку, приложился по выбранным мишеням.
Пулеметчик все так же прохлаждался, развалившись в коляске. Троица пошарила в кузове и снова скучилась возле кабины.
«Что там Витек?» – Я взял берданку. Ага, дополз, выставил ствол.
– Ну, с богом! – Самый высокий из троицы попал в прицел, я потянул спуск.
Раздался выстрел, немцы попадали, я взял мосинку. Бахнуло справа, и тут же затарахтел пулемет.
– Мать! Мать! Мать его… Ах ты гад! – Пули хлестанули по кустам и деревьям, я от неожиданности боднул мордой землю.
«Расслаблявшийся» пулеметчик в одно мгновение вывалился из коляски и содрал с нее пулемет. Разворачивать мотоцикл ему не потребовалось. Один из троицы плюхнулся пузом на заднее сиденье мотоцикла и тоже тянулся к пулемету.
Водила уже стронул машину с места. Сейчас отъедут чуть в сторону и зайдут сбоку.
Мне сразу стало очень неуютно.
– Ну его на… как говорится, не будем жадничать.
И откуда резвость взялась? Не успел задуматься, уже пролетел десяток метров, нызенько-нызенько, как крокодил из анекдота.
– Витек, бежим, ходу, им до склона секунд пятнадцать надо! Ноги, ноги!
Уже на ходу начал соображать, какой у меня в руках ствол.
Оказалось – оба. В каждой руке. Второй выстрел сделать не удалось, поразил ли первую мишень – неизвестно. Гансы сейчас влезут наверх и прочешут лесок. Карабин висит на плече.