«Понятно, там двое!» – понял я его знаки.

Стволом пистолета приоткрыв створку окна, в котором отсутствовали стекла, выбитые близкими разрывами авиабомб, я, положив ТТ на подоконник, проник в помещение, подхватил пистолет и прицелился в дверь. За мной почти сразу влезли два бойца, у одного из них был немецкий карабин и подсумки с обоймами на поясе. У второго кроме гранаты ничего не было.

Показав на дверь, я сделал движение, как будто открываю ее, ткнув пальцев в того, что с гранатой. Дождавшись, когда он, медленно переставляя ноги, чтобы не скрипеть половицами, подойдет к двери и возьмется за ручку, дал сигнал и тут же выскочил в коридор, разворачиваясь влево. Парень с карабином, страховавший меня сзади, вылетел следом, разворачиваясь вправо.

В это время снаружи хлопнул выстрел, и рядом, за тонкой стенкой заорали на немецком. Ворвавшись в соседнюю комнату, я застал там двух гитлеровцев, собиравших раскиданные документы в большой мешок. Один из них уже срывал с плеча карабин, второй же только тянулся за оружием, глядя на меня выпученными от неожиданности глазами.

Выстрелив в самого шустрого, я перевел ствол пистолета на второго и под крик: «Найн!!! Нихт шизен!!!» – нажал на спусковой крючок.

Подойдя, я обнаружил, что первый немец, в отличие от второго, еще жив. Спокойно направив на него пистолет, нажал на спуск, вгоняя в него еще одну пулю. Сделав контроль, подумав при этом: «Это вам за Брест!»

– У меня чисто, – тут же заорал я, перезаряжаясь.

– Оружие давай, – немедленно отозвались снаружи, и в окне появилась конопатая физиономия.

В здании хлопнула винтовка, пару раз щелкнул наган и коротко протрещал автомат.

Отдав страховавшему меня бойцу с гранатой и конопатому по карабину с амуницией, я занялся другими трофеями. Прежде всего собрал документы убитых и убрал их в планшет, затем снял с одного из немцев часы. Швейцарские, судя по эмблеме. Однако сильнее всего меня заинтересовал двухлитровый термос со специальными наплечными ремнями. Вдруг на полу что-то блеснуло. Поворошив валявшиеся бумаги, я обнаружил полураздавленную пачку патронов для ТТ. Быстренько собрал подвернувшиеся боеприпасы, ссыпая их в карман, после чего спросил стоящего в дверях бойца:

– Что там у остальных?

Ответить он не успел – снаружи послышалась частая стрельба и чей-то крик:

– Уходим! Немедленно уходим!

Когда страхующий меня парень выбежал, я вытряхнул из мешка собранные немцами документы, зажигалкой Янека поджег образовавшуюся кучу в нескольких местах и тут же выскользнул наружу через окно, чуть было не зацепившись ремнем планшета за край подоконника.

Бойцы с винтовками дали нам возможность отступить, а потом, уже под нашим прикрытием, тоже рванули к лесу.

– Все уходим, а то как бы помощь им не пришла, – скомандовал сержант. И построив людей в колонну по одному, поставив меня замыкающим, быстро повел отряд прочь от аэродрома.

К моему удивлению, потерь у нас не было, настолько оказалось неожиданным для немцев нападение. Операцию в таком случае можно считать удавшейся, ведь нам досталось четыре карабина с боеприпасами и гранатами. Пятый, к сожалению был недоступен, так как немца убили на виду у остальных солдат.

Через двадцать минут быстрого хода, почувствовав, что у меня стали сбиваться ноги, я глянул вслед уходящим бойцам, где мелькала спина и Вити, присел на ствол упавшего дерева и стал стаскивать сапоги.

– Что у тебя? – спросил у меня обернувшийся последний боец, тот самый, конопатый.

– Портянка сбилась, сейчас догоню, – ответил я, разматывая портянку.

Поглядев на покраснения на пятке, я заново намотал портянку, надел сапог и после некоторого раздумья поступил так же и со вторым. Встав, немного походил, проверяя, все ли нормально, и побежал за нашими.

Обнаружились они почти сразу, метров через пятьдесят – сидели у обломков немецкого бомбардировщика, что было ясно по крестам на остатках хвоста, и отдыхали. Видимо, ожидая меня, так как Иванов, заметив мою фигуру, мелькавшую среди деревьев, тут же приказал строиться. Еще через полчаса мы наткнулись на парашютиста, зацепившегося куполом за ветки дерева.

– Эк как его! – покачал головой сержант. Летчик напоролся на торчащий сук, который вошел под челюсть, разорвав горло.

Присмотревшись к пилоту, – а это был явно пилот, а не штурман, – я, облизнувшись на редкие сейчас зеркальные очки, коротко проинформировал окружающих:

– Немец!

– Козлов, сними его. Нужно забрать оружие и документы.

– Очки мои, – немедленно сказал я.

Невысокий круглолицый красноармеец, по фамилии Козлов, взобрался на дерево и, дотянувшись, ножом обрезал стропы.

С глухим стуком труп упал на землю. Я сразу же снял с него очки и убрал их в вещмешок, радуясь такой находке. Два бойца немедленно избавили «птенца Геринга» от оружия и планшета с картой.

Отойдя от тела немца метров на сто, Иванов объявил привал. Уже начинало темнеть, и этот самый долгий день в моей жизни стал заканчиваться.

– Андреев, займись ужином, – приказал сержант.

Я открыл вещмешок и достал все остатки продовольствия, что там были, положил сверток на общий стол и, как все, стал ожидать, когда его поделят. Открыв термос, обнаружил в нем кофе, еще достаточно теплый кофе. Налив в крышку, которая была и стаканом, отпил неплохой на вкус напиток, после чего, долив, протянул рядом сидящему бойцу, смотрящему на стакан в моей руке с жаждой во взоре.