— Ильяна, он не такой как тебе кажется, он опасный, — заговорила мать.

— Я знаю. Дядя Саша уже сказал, что ему больше ста лет! А может, он еще старше! А ты… — и Ильяна чуть не ляпнула, что мать ее на самом деле мертва, но что-то удержала ее, но что-то удержало ее, и она сказала другое, — мама, он ведь рос вместе со мной!

— Нет, Ильяна, даже не зови меня и не жди его обльше, — сказала мать, ты слышишь меня? Считай, что его никогда не было, ты не знала его! Он не так прост, как может показаться!

Ильяна решила, что мать думает, будто она не знает всего. А зря. Ведь полуправда — это тоже в какой-то степени ложь. Которой нельзя допускать.

А ведь в своей жизни мать допустила множество ошибок, от которых теперь пытается предупредить ее. Но хоть сама она считает это ошибками?

Конечно, тяжеле всех отцу. Что он подумал тогда, когда увидел Ильяну с тем же самым человеком?

Которому на самом деле совсем не пятнадцать лет.

Ильяна вдруг почувствовала, что даже не может смотреть в глаза своим родным. Эвешка уставилась на дочь пронзительным взглядом, словно пытаясь прочесть ее мысли. Снова затрещали бревна в стене — домовой забеспокоился.

Ильяна подошла к отцу, и тот порывисто обнял ее.

— Ивини меня, папа, я больше не буду, — пролепетала девушка и подумала, что это вышло совсем как-то по детски.

— Петр, — раздался голос дяди Саши, и отец отпустил Ильяну, — Петр, пусть она сегодня спит у меня. Я думаю, это будет лучше.

Ильяна вспомнила, что в детстве она часто спала в доме дяди, если ей снилось что-то ужасное — мать думала, что неприятные сны оставят ее.

— Да нет, не надо, что вы, — возразила девушка, — перестаньте!

Извините меня! Со мной все в порядке! Может, давайте лучше поужинаем?

Мне просто хочется немного подумать.

— Садись, детка, садись за стол, — засуетилась мать, — сейчас поужинаем.

Ильяна села за стол, как раз напротив отца, но так и не смогла заставить себя заглянуть ему в глаза.

— Мышонок, — начал отец, — я ведь знал его когда-то. Мы с ним враждовали, потом мирились, потом снова враждовали. А ты… Ты увидела его таким, каким когда-то твоя мать повстречала его.

— Но ведь он… — начала было Ильяна, но тут же замолчала, решив не начинать разговора — так переживаний на сегодня больше чем достаточно.

— Что он, не такой? — поинтересовался дядя.

— Нет, каждый год он…

— Каждый год? — ахнула мать, так когда же…

Все-таки они подловили ее! Но Ильяна упорно не хотела ничего больше говорить. Ей хотелось забиться куда-нибудь в укромное место и забыть обо всем этом. Или упасть в обморок. Что она и сделала.

— Мышонок? — раздался голос отца. Ильяна повернула голову: она лежала на кровати, голова ее была как-то неестественно поднята на высоких подушках.

— Очнись, мышонок, очнись, — повторял дядя, все в порядке! Мы не станем ни о чем говорить. Сейчас мама принесет ужин, покушаешь.

— Как ты напугала нас! — сказал Петр с облегчением, — ты ведь упала в обморок!

— Прости, папа, — пролепетала девушка, — я не знаю, как это получилось.

— Но за что ты извиняешься? Ты ни в чем не виновата! Я отлично знаю этого Черневога. Когда-то я был самым близким его другом.

Ильяна не поверила в это признание. Но что-то все равно смутило ее.

— Мы поговорим об этом, — сказал отец, только попозже. Когда ты почувствуешь себя нормально.

— Ладно, — отозвалась девушка, но только я сейчас уже себя хорошо чувствую.

— Может быть, может быть. Но все-таки сначала тебе нужно отлежаться.

— Я…

— Знаю, знаю. Ведь вы уже поговорили с дядей. Может быть, он сболтнул тебе что-нибудь лишнее. Но только ты не извиняйся: ты ведь ни в чем не виновата. Может быть, только в том, что ты слишком долго все утаивала от нас.

— Но ведь мама наверняка бы вообще запретила бы мне ходить на речку!

Петр понимал правоту дочери. Ведь Эвешка с легкостью запрещала все, что ей не нравилось, а душа ее не лежала к очень многому. А он не всегда был достаточно тверд с нею, когда она слишком уж зарывалась.

Ведь не зря Саша столько раз подчеркивал, что Ильяна — это его, Петра, дочь.

— Знаешь, — сказал Петр дочери, — когда-то по молодости, напившись в кабаке, я сел на лошадь, и она перемахнула через высокий забор. Это был спор. Я выиграл его. Я был пьяный, и мне море было по колено. Я ничего не помнил, и мне было не страшно, хотя я рисковал шеей лошади, не говоря уж о моей собственной шее. Но мне по сей день снятся жуткие сны, я вижу, как этот забор приближается ко мне.