Шрифт:
Однако существует и другая версия, по которой, как говорят, на самом деле на чертеже, который и был отправлен строителям, надпись «Утверждаю» поставил сам А. Щусев. Строители же возвели здание в строгом соответствии с представленными чертежами.
Возведенная в 1932-1935-м годах гостиница «Москва» достраивалась и перестраивалась. Строительство второй очереди отеля было завершено в 1968-1977-м годах, а в 2004-м году здание было разобрано.
На его месте к 2013 году было возведено новое, которое в основном повторило внешние формы прежнего, значительно превзойдя предыдущее своими размерами. А вот странная особенность главного фасада гостиницы сохранена и по сей день.
Первым семейным пристанищем Петра и Надежды была предоставленная семье молодых архитекторов комната в многоквартирной коммуналке в известном тогда доме на Домниковке. Этот дом в Москве на Домниковке до Октябрьской революции был, говорили, самым большим публичным домом в районе трех вокзалов – Николаевского (теперь Ленинградского), Казанского и Ярославского. Советская власть публичные дома отменила, и он был отдан под заселение. Сам дом был четырехэтажным. На первом этаже располагался гастроном, а три следующие за ним этажа состояли из жилых помещений. На каждом этаже было комнат по сорок. В каждой из этих огромных комнат, площадью где-нибудь метров по тридцать пять, с одним большим окном, не было никаких перегородок. Двери из всех комнат выходили прямо в общий на этаже коридор. Две комнаты на этаже, объединенные в одну и оборудованные десятью газовыми плитами, использовались в качестве общей на всех жильцов этого этажа кухни. На каждом этаже на всех, здесь живших, был один туалет и одна ванная.
Семья Скулачевых, Петр, Надежда, а затем и родившийся у них первенец Володя (Владик), жила на втором этаже этого дома. Петр разделил огромную их комнату фанерной перегородкой на большую и меньшую части.
В большей части было огромное, выходящее на Домниковку, окно; там же были обеденный стол и кровать родителей. В меньшей части комнаты обитал Владик с няней Полей, которая родом была из села Сасово, что под Рязанью. Поля фактически стала членом их семьи, занимаясь ребенком и домашним хозяйством, и прожила с ними вплоть до самой смерти Петра. После его смерти она в одночасье заявила, что не желает больше жить в Москве, а предпочитает умереть у себя в родном селе, куда немедленно и отправилась.
В соседней со Скулачевыми комнате справа проживал знаменитый профессор, а слева от них располагалась комната, в которой жила не менее известная в округе личность – главарь одной из местных привокзальных банд. Это второе соседство полностью гарантировало всем жителям их этажа защиту от различных вокзальных жуликов, которые, видимо, в случае чего, до смерти боялись перепутать комнату какого-либо жителя с комнатой их вожака. Все замки в дверях так называемых квартир отсутствовали. И жильцы, находясь дома, запирали свои комнаты на крючки изнутри, а уходя на работу, оставляли свои двери не запертыми. Считалось, что воры на второй этаж поживиться никогда не придут, поскольку одну из многочисленных комнат занимал сам их главарь. И, надо сказать, не приходили.
Надежда беспрекословно признавала лидерство мужа во всем. Со своей стороны, Петр, как человек умный, очень быстро понял, что он лишен того настоящего архитектурного таланта, которым обладала его жена, а для нее архитектура была истинным призванием. Минус состоял еще и в том, что Петр начисто был лишен дара художника, что для архитектора тогда было жизненно необходимо. В те годы еще не было компьютерного проектирования, и объект будущего строительства архитектору надо было не только изобразить на чертеже, но и нарисовать маслом на холсте, чтобы можно было увидеть будущий объект с разных позиций. С этим у Петра как раз и были проблемы. Но на этом обязанности специалиста не заканчивались. После согласования созданного проекта архитектор должен был контролировать весь процесс возведения здания, участвовать в его приемке после завершения строительства. Всю жизнь они работали вместе: Надежда занималась в основном проектированием, Петр – в основном остальной работой, включавшей обязательный архитектурный надзор на всех стадиях строительства. Из-за близорукости Надежды Петр никогда не разрешал ей забираться на леса строящихся зданий. Из-за той же близорукости она могла не заметить в строящемся здании отклонений от чертежа, случавшихся в строительстве, и в этом вопросе он был ее первым помощником и бесспорным гарантом.
Мирное течение жизни прервала признанная позднее самой разрушительной и кровопролитной в истории человечества Вторая мировая, а для Советского Союза – Великая Отечественная, война, оставившая свои роковые отметины фактически в каждой советской семье. На территории СССР война началась, как известно, 22 июня 1941-го года, а с 23 июня была объявлена мобилизация военнообязанных рождения с 1905-го по 1918-й годы.
Петр ушел на фронт сразу же, в июне. Служил он сначала в пехотных войсках под Москвой. С конца сентября до начала декабря 1941-го года Москва оборонялась. В период этого оборонительного этапа в спешном порядке создавалась линия обороны столицы, общая протяженность которой составила более двухсот километров. К возведению фортификационных сооружений привлекались как профессионалы – саперы, строители, – так и жители города – оборонявшие эти рубежи дивизии народного ополчения, которые при необходимости перебрасывались на передний край, где, плохо обученные и так же плохо вооруженные, они под мощными ударами наступающего хорошо подготовленного противника зачастую очень быстро погибали.
Возвратившийся с войны Петр во время затеваемых кем-либо разговоров о войне суровел: он замыкался в себе, как будто застывал, взгляд его становился неподвижным и холодным. Он почти никогда не рассказывал о войне и Володе. Тема эта, казалось, была закрыта им навсегда. Однако память его старшего сына все же зафиксировала из военного прошлого отца три эпизода, доверенных ему отцом в редкие моменты «оттепели».
Первый известный о Петре случай, когда он мог погибнуть, произошел с ним вскоре после его мобилизации. Защищали Москву. Недоученные бойцы, каждый с единственной винтовкой, были брошены на штурм высотки, на вершине которой стоял немецкий пулемет, державший под обстрелом весь склон. Два отделения из трех составлявших взвод прямым пулеметным огнем уже были полностью уничтожены. Поступил приказ и третьему отделению любой ценой добраться до вершины высотки. Стало очевидным, что это отделение было обречено на ту же участь, что и два предыдущих. В какой-то момент была потеряна и радиосвязь с командиром роты.
– В радио кто-нибудь разбирается? – командовавший взводом молодой лейтенантик взвинченным от напряжения голосом вопрошал у оставшихся в живых солдат, судорожно пытаясь найти хоть какой-то выход из, казалось, безнадежной ситуации.
Петр ничего не понимал в радио, но когда молчание остальных означало только то, что никто в радио тоже ничего не смыслит, молча взял связывавший с командованием аппарат и внимательно начал его разбирать. За время, пока Петр пытался разобраться в приемнике, по траншее до них, наконец, ползком из штаба добрался связной, сообщивший об отмене приказа о штурме высотки. Эта задержка штурма из-за возни с радио и спасла от неминуемой гибели как самого Петра, так и всех остальных бойцов третьего отделения.