На сей раз получаю в ответ кивок, и кожнар нехотя произносит:

– Печать активируется каждые двенадцать часов, если Аяна не отключает её.

Моргаю.

– Двенадцать часов… Аяна не приходила к тебе уже семь дней?

– Я не считал.

– Богини, и ты всё это время терпел?!

Кожнар молчит. Непроизвольно тру висок. Подхожу к нему и, присев на табурет, наклоняюсь над столом. Пытаюсь вглядеться в его глаза. Если ограничительная печать активирована, носитель ощущает непрекращающуюся боль, которая становится сильней и сильней.

«Очень непредусмотрительно со стороны Аяны», – думаю я. Хотя вряд ли она ожидала, что вот так вот… умрёт. К горлу подступает ком, и, чтобы успокоиться, делаю глубокий вдох.

– Давай, ты больше не будешь терпеть подобные вещи по семь дней.

– Я не в первый раз терплю семь дней, – Заяр со злой усмешкой смотрит на меня. – Аяна сделала это, чтобы я просил. Умолял её отключить печать.

Моргаю. Почему-то отчётливо вижу перед собой эту картину: Аяна на своих любимых «шпильках» с плетью в руках и этот кожнар на коленях у её ног. Она могла.

– Заяр… – не знаю, что ещё сказать.

Он пристально смотрит на меня.

Облизываю губы.

– У меня нет подобных пристрастий. – Наконец, мне удаётся сформулировать продолжение. – Слушай, все, что тут происходит, вообще довольно ново для меня. Я только что стала Леди дома и просто абсолютно не хочу никаких проблем. Я не очень хорошо представляю, как изнутри устроена жизнь твоего народа… Но мне сейчас абсолютно не нужно, чтобы мой дом вообще хоть как-то связывали с кожнарами – ни в том смысле, что я увлекаюсь дрессировкой диких кожнаров, ни в том, что из моего дома только что сбежал и буйствует по всему побережью раб– кожнар.

– Мы не дикие.

– А мы не выделяем яд.

Воцаряется тишина. Мы пристально смотрим друг на друга.

– Что бы я тебе ни рассказал, ты мне не поверишь, – наконец, говорит он.

Задумавшись, понимаю, что, пожалуй, он прав. Кожнары не очень- то склонны ко лжи, но, вопервых, это кожнар, которого я нашла на территории жемчужниц, и аспиды знают, чему он научился в наших краях, во-вторых, он, конечно, хочет, чтобы я его отпустила.

А я могу?..

***

Боюсь, что нет. Не раньше, чем удостоверюсь, что он не опасен. И если отпускать, то только в Пограничье, а я никому не могу доверить доставить его туда.

– Если ты здесь два года, – говорю я, наконец, – то ты военнопленный. Пока нет договора о выдаче пленных, у меня нет особых оснований тебя отпускать. Но я и не знаю, зачем Аяна держала тебя… здесь.

– Для развлечений, – спокойно говорит кожнар, не отрывая от меня пристального взгляда. – Только не говори, что ты удивлена… госпожа.

Последнее слово – как плевок!

– Вообще-то, я знала Аяну с несколько другой стороны и никогда не интересовалась, как она развлекается в обществе рабов.

Молчит. Всё-таки мне кажется, что передо мной взрослый и разумный мужик. И своё положение он понимает достаточно хорошо. Понял бы ещё кто-то моё…

– Я не собираюсь надолго оставаться в этом доме, – продолжаю я вслух. – И, прямо скажем, шутка Аяны с этой печатью несколько осложнит мне жизнь. Можешь не верить, но я не знаю, как её снять –по крайней мере, пока.

Молчит. Внимательно смотрит на меня.

– Ты хочешь что-то предложить? – не выдерживаю я.

Кожнар берёт со стола бутыль с вином и наполняет пустой бокал. Его крупные пальцы странно смотрятся на тонком хрустале, но выглядят довольно ловкими. Ранки от когтей на костяшках пальцев совсем не видны – видимо, он давно не применял их для боя.

– Если хочешь оставить меня здесь, лучше сразу убей.

Я вздрагиваю. Пытаюсь понять причины его слов по выражению лица, но кожнар выглядит абсолютно спокойным, когда говорит это.

– Да не собираюсь я тебя оставлять, – бормочу я и снова делаю глубокий вдох. – Но если ты поедешь со мной в турне по владениям Кобр, то мне нужно точно знать, что ты будешь мне подчиняться и ничего не учинишь.

Заяр некоторое время молчит.

– Я клянусь, что не причиню тебе вреда.

Я вздрагиваю. От его слов мурашки бегут по спине. И я ведь знаю, что такое клятва кожнаров. Она даётся на века.

***

Заяр Зайн

Когда Леди, наконец, покидает комнату я остаюсь в одиночестве. Хотя бы не в темноте.

Сижу за столом, смотрю на свои переплетённые пальцы и пытаюсь сложить по кусочкам то, что произошло.

Змея не спешит откровенничать. Ещё бы, боится меня! Старается скрыть это за своей напускной похвальбой, но я чувствую, как трепещет её сердце. Мы оба знаем, один на один в замкнутом пространстве… Меня сдерживает только печать.

Печать…