Если нет выбора или Герцог требует сатисфакции

16+

Обычная землянка, коих тысячи, после смерти попадает в тело юной девушки с огромными проблемами. Теперь ее зовут Сесиль, ей неполных 17 лет, а на плечах разоренное поместье, захудалый дом, малолетние брат с сестрой и, в довесок, огромный долг отца. Ей предстоит узнать всю прелесть полунищенского существования и презрения знати, обзавестись друзьями, выжить, выйти замуж за своего врага(!) и найти свою любовь. Ведь безвыходных ситуаций нет. Держаться, бороться и искать выход. Просто поверни Судьбу к себе лицом и тогда у тебя точно все сложится!

— Сесиль, Сесиль, — раздался прямо у меня около уха плачущий детский голос, — не оставляй нас и ты, Сесиль.

Я с трудом открыла глаза. Возле меня сидела и рыдала девочка лет семи. Все ее личико было покрыто красными пятнами от слез. Я подняла руку и погладила ее русую головку в кудряшках. Рядом с ней стоял мальчик лет десяти, упрямо сжимал побелевшие губы, вытянутые в ниточку. Еле слышно сказала:

— Не плачь, — и удивилась собственному голосу, он был не мой! В голове тяжело зашевелились воспоминания, но не мои! Проморгалась, и пелена с глаз немного спала. Чьи это дети? Мозг четко ответствовал: мои брат и сестра, родные. У меня нет младших братьев и сестер, только две старших сестры, возразила я своему невидимому оппоненту. Но он только констатировал факты. А девочка тем временем вытерла слезы и теперь только изредка судорожно и глубоко вздыхала. Посмотрела на мальчика, силясь вспомнить имя. В голове опять всплыло — Жан Рен. Перекинула взгляд на девочку — Эленор. Все втроем молчали. Я пыталась сладить с дополнительными знаниями, взявшимися ниоткуда, а дети были погружены в свои думы.

Заглянула женщина средних лет. Мозг услужливо подсказал — служанка Жанна. Удивилась до немоты. У меня никогда не было слуг. Она спросила:

— Мадемуазель Сесиль, прикажите подавать ужин? — Взяла себя в руки. Рядом дети.

— Подавай. Я сейчас встану, — обратилась к детям, — бегите, помойте руки. Эленор, умойся, милая.

Ребята вышли. Я с трудом поднялась и на дрожащих ногах подошла к зеркалу. В зеркале отразилась юная девушка не старше семнадцати лет, со скорбным выражением лица, в строгом, даже сказала бы, монашеском одеянии — глухое платье, черного цвета, четки с крупным деревянным крестом, вместо украшения, гладко зачесанные светлые, почти что белые волосы. У детей волос русый. Ну, и кто это? Кто-то четко ответил: леди Сесиль Анна-Мария Морансье графиня де Лариаль шестнадцати с половиной лет.

— А где я, то бишь мое тридцатилетнее тело?

— Не существует.

— Почему я здесь?

— Нужна. — Я разозлилась на информатора:

— Для начала покажись, и разъясни все толком, ничего не понимаю. — Дальше — хуже. В зеркале отразилась вторая «я» с планшетом и, кривя лицо, сообщила:

— Память умершей души осталась в этом теле. Поскольку в результате автокатастрофы твое тело пришло в негодность, а твоя душа просила спасти, тебя перекинули в это время и в это тело. Разумеется, не просто так. Твоя задача: выжить и спасти невинные души от гибели.

— Ерунда какая-то! Я не помню никакой катастрофы! — ой, лучше бы я это не говорила. Моя собеседница показала мне все, правда, со стороны, но мне и этого хватило — чуть не стошнило. Все всмятку, на асфальте лужи крови, разбитая черепная коробка.

— Все, что знала твоя душа и душа этого тела, теперь знаешь и ты. Как ты проживешь отведенную тебе жизнь, решай сама, но поставленную задачу тебе предстоит выполнить. Вся нужная информация, связанная с этим телом, будет автоматически вплывать. В остальном разберись сама, — после инструктажа зеркальная «наставница» испарилась. Ну и ну, вот же я влипла! Тихий стук в дверь и девичий голос:

— Ужин подан, мадемуазель!

— Спускаюсь! — на вялых, слабогнущихся ногах спустилась на первый этаж, растерянно посмотрела по сторонам, мозг «указал» маршрут. Пошла.

Дети уже сидели за столом, чинно положив руки на коленки, прикрытые салфетками. Я кивнула и села. Служанка тотчас принесла луковый суп, потом немного жаркого с картофелем, затем детям молока с теплым яблочным пирогом, а мне травяной отвар. После ужина дети, пожелав спокойной ночи, поднялись в свои спальни, а я вышла в фойе, ноги понесли меня по коридору и остановились перед дверью. В памяти всплыло: кабинет отца. Открыла, зашла. Темно. Тело само подошло к столу, взяло что-то похожее на кремневую зажигалку и зажгло свечи в трехрожковом канделябре. И я уселась в удобном глубоком кресле за столом. Сцепила руки и положила на них подбородок.

Так, меня поставили перед фактом. Я принимаю это тело, так как в свое тело и в свое время никогда не вернусь, отрицать это бессмысленно. Хозяйка тела уже никогда не потребует его обратно, так как ушла в небытие. Задача условия моей жизни предельно понятна. Мне нужно выудить как можно больше информации, тем более, что доступ обещали неограниченный. Во-первых, мне нужно все знать о родителях, где они, почему дети остались одни. Во-вторых, почему дети считаются в опасности, кто им угрожает.

Передо мной будто включили телевизор, и я стала смотреть, но не фильм, а эпизоды из жизни. Красивая женщина, моя мать, играет со мной. Жанна ей приносит на кормление младенца, как понимаю, это Жан Рен. Я лащусь к матери, она одной рукой гладит меня по голове, другой держит и кормит брата. Эта картинка тает и на ее место появляется другая. Мать, бледная, с уже наметившимся животом, держит в дрожащих руках письмо. Я заглянула в него ее глазами. Это письмо от любовницы отца, которая сообщила ей об отношениях. На миг меня захлестнули ее эмоции — безнадежность, злость, обида и глубокая любовь к детям. Слезы текли по ее щекам, а она гладила живот. Вот и эта картинка растаяла. Пришла следующая. Мать лежит в постели. Она прогнала прочь отца и призвала нас, своих детей. Жанна передала ей в руки маленькую Эленор, которой около двух лет. Трепетно прижимает правой рукой ребенка к худой груди, другой — Жан Рена. Ввалившиеся с огромными синими кругами глаза умоляюще смотрят на меня. Я теряюсь от ее слов.

— Сесиль, не оставь их. На отца не надейся. Малышка, тебе придется повзрослеть и самой воспитывать малюток. Маленькая моя, прости меня, прости, что забираю детство.

Эта картинка тоже растаяла. Следующая уже показывает мать в гробу и в церкви, где ее тихо отпевают. Потом я, прижимая к груди сестру и ведя за руку брата, иду вслед за гробом. С нами только слуги и пара-тройка знакомых. Откуда-то знаю, что отец уже напился.

Вот еще картинка. Отца приносят мертвецки пьяным, бросают на пол и сверху кладут бумагу. Дождавшись, пока они выйдут, спускаюсь, кутаясь в старую шаль, и поднимаю бумагу. Это предупреждение о необходимости выплаты долга. Боги! Как он мог столько проиграть? Если даже мы все продадим не покроем всю сумму. Я забрала бумагу и ушла наверх.