– Ещё бы, – захихикала я. – Свою-то одежду он разодрал вдрызг. Как и я свою. Издержки обращения, вам в этом деле проще. Кстати, о пледе. Ты узнал, что вообще мои родители делали здесь с пледом и корзинкой для пикника? И почему с ними пришли Гидеон и Саманта? Да и остальные откуда взялись? Неужели нас кто-то сдал, как и опасалась Рэнди? Мне сложно в такое поверить...

– И не верь. Никто нас не сдавал, успокойся. Просто совпадение. Твои родители решили устроить семейный пикник, пообщаться в неформальной обстановке, так сказать. Узнать меня получше. Ну, а где ты любишь проводить время, знает вся Долина. И пришли они вдвоём, остальные примчались на вопли твоего отца. А «клубничная парочка» просто находилась ближе всех, поэтому они и оказались здесь первыми.

– Теперь понятно. Просто Гидеон меня схватил практически сразу, словно пришёл сюда одновременно с родителями.

– И хорошо, что он остановил тебя. Сунься ты в тот момент к нам – могла бы пострадать. Так что я благодарен ему.

– А знаешь – я тоже. Ну, сунулась бы я тогда к вам, и что? Не думаю, что папа меня бы ударил, хотя мог бы, конечно, случайно задеть, не заметив. И задень он меня – всё бы тут же прекратилось. Но ничего бы не изменилось. И нам пришлось бы ждать ещё двадцать пять лет. А теперь уже не придётся. В общем, что ни делается – всё к лучшему.

– Вот только перерождение далось тебе очень нелегко. Мне жаль. Я узнавал у Джеффри – оно у вас проходит гораздо легче нашего, но твоё даже наше переплюнуло.

– Ну и что? Конечно, когда я очнулась, мне было ОЧЕНЬ плохо. Но с того момента, как ты принёс меня сюда, мне с каждой минутой всё легче. И теперь уже вполне терпимо. А скоро будет вообще замечательно.

– Не забывай, что тебе ещё придётся приспосабливаться к своему новому телу. Пока ты столкнулась только с шумом в ушах. Но когда вновь начнёшь владеть своим телом – обнаружишь, что на самом деле ты им совсем не владеешь. Ты начнёшь ломать мебель, рвать одежду и книги, давить любые мелкие предметы, которые возьмёшь в руки.

– Всё настолько плохо?

– Даже хуже.

– Мне, конечно, про подобное рассказывали, но для меня всё это было так далеко. А оказалось – совсем близко. И долго я буду опасной для окружающего мира?

– Бывает по-разному. Один из моих внучатых племянников практически с первых же дней умудрялся быть осторожным и не наносить своим вещам и жилищу большого вреда. А ещё один родственник почти год приспосабливался. И, мне кажется, так до конца и не приспособился. По крайней мере, с электронной техникой у него до сих пор сложные отношения – он предпочитает вообще к ней не прикасаться. Но в среднем, основная адаптация длится от пары недель до пары месяцев – за это время наши тела переучиваются прикладывать меньше усилий для привычных действий. Не думаю, что наши виды в этом сильно отличаются.

– Итак – несколько недель я буду настоящим стихийным бедствием, – вздохнула я.

– Но есть и определённые преимущества? – хитро улыбнулся Фрэнк.

– Какие?

Вместо ответа он прижался своими губами к моим. В первые секунды я лишь бездумно наслаждалась поцелуем, пока не сообразила, чем он отличается от предыдущих. Это открытие заставило меня широко распахнуть закрывшиеся от удовольствия глаза и ахнуть:

– Фрэнк! Твои губы. Они мягкие!

– Точнее, это твои стали твёрдыми, сравнявшись по плотности с моими, – Фрэнк не скрывал широкой, радостной улыбки. – Мы теперь равны, Ники. И я могу обнимать тебя, не сдерживаясь, не боясь повредить тебе неловким движением. Теперь я могу целовать тебя так, как мечтал с момента нашей встречи.

Он снова прильнул к моим губам, и я уже начала растворяться в его смелом, страстном поцелуе, как раздавшийся за спиной голос заставил меня замереть.

– Еда?

– Какая еда? – в расстройстве застонала я, отрываясь от любимых губ. – Неужели мы не можем хоть немного побыть вдвоём?

– Еда? Еда? – голос был мне совершенно незнаком, я не узнавала его.

– Солнышко, что случилось? – Фрэнк встревоженно смотрел на меня, явно ничего не понимая. Он что, не слышит?

– Кто там пришёл, – спросила я его. – Мне не видно.

– Мы здесь совершенно одни. На милю вокруг никого нет. Ближе всех Саманта и Гидеон, но они в своей теплице, остальные ещё дальше.

– Еда? – голос звучал совершенно отчётливо и совсем рядом. С трудом, мне даже показалось – со скрипом, я повернула голову и... никого не увидела.

– Еда? – снова этот голос! Теперь я чётко могла чувствовать, откуда он исходит. Но в этом месте определённо никого не было. Точнее – не было никого, кто мог бы говорить.

Я уставилась на голубую пластиковую миску из-под клубники, покачивающуюся на воде футах в пяти от нас – я и не заметила, как она уплыла, – и утку, которая пыталась что-то найти на дне этой пустой миски. Поняв, наконец, тщетность своих усилий, она подняла голову и взглянула прямо на меня.

«Еда нет...» – прозвучал у меня в голове разочарованный голос, и утка уплыла куда-то в заросли камыша. Какое-то время я ошарашенно смотрела ей вслед, пытаясь осмыслить произошедшее, а потом с трудом повернула голову, глядя на Фрэнка совершенно обалдевшими глазами.

– Солнышко, что случилось? – заволновался он.

– Ой, Фрэ-энк... – я всё никак не могла прийти в себя. – Кажется, я только что слышала мысли Миссис Клювдии...