Шрифт:
– Ты же знаешь, я не люблю фотографироваться, - улыбнулась Алиса, протягивая ей фотоаппарат.
– Но если не будет фотографий, то это как будто тебя здесь и не было!
– Тогда сделай так, как будто я здесь была.
Сонька взяла из ее рук камеру и принялась крутить зум.
– Улыбнись! – скомандовала она, а потом несколько раз щелкнула. Чуть сдвинулась, перемещаясь на другой ракурс, и добавила: - Давай будто ты вдаль смотришь!
Алиса послушно позировала, дважды зная о бесполезности споров. И чувствовала, как спираль ее собственной жизни становится кругом, сжимающимся вокруг нее, лишающим свободы действий.
– Скачи осторожно, - запоздало сказала она дочери, когда та в очередной раз кинула себя в противоположную сторону.
– Я не боюсь высоты! – отмахнулась Сонька, облизнув губы и продолжая возиться с камерой, пока колесо начало опускаться.
– Кто бы сомневался, - проворчала Алиса и посмотрела вниз.
– Еще мороженого хочу, - снимая с шеи фотоаппарат и упаковывая его в сумку, важно сообщил ребенок, съевший до этого две порции.
– А придется есть нормальную еду, - сказала Алиса.
– Тогда сначала шейкер, - запротестовала Сонька.
– Уверена, что ростом вышла?
– Вообще-то, это меня папа называет дылдой нашего двора! Я тебя скоро догоню!
– И перегонишь… Беги, - разрешила Алиса и кивнула на лавочку. – Я тебя здесь ждать буду.
– Я только разочек! – крикнула девочка, уже убегая. И до нее только донесся звонкий Сонин голосок с мягким польским произношением.
Алиса проводила ее взглядом и присела на скамейку. Рядом сидело семейство из бабушки, мамы и пацаненка лет шести. Обе его коленки были расцвечены густым слоем зеленки, а под левым глазом красовался свежий фингал. Сам же он внимательно рассматривал ссаженный совсем недавно локоть.
Судя по всему, процесс выдачи ЦУ длился уже давно, мальчишка вздыхал и беззвучно жевал губами. Бабушка издавала возмущенные звуки, сопровождающиеся отдельными словами: «сколько же…» и «когда же…».
Наконец она умудрилась выдать осмысленную фразу:
– Вот отдадим тебя, а себе возьмем послушного мальчика!
– Кому отдадите? – заинтересовался мальчишка.
– Ему! – сказала бабушка.
Алиса, увлеченная происходящим, проследила за ее пальцем и удивленно охнула. Прямо по указанному курсу наблюдался Илья Евгеньевич собственной персоной. И, судя по выражению его лица, было не удивительно, что им решили пугать ребенка. Его брови сомкнулись на переносице, а мрачный взгляд из-под очков был устремлен на нее. Плотно сжатые губы чуть скривились, когда он понял, что обнаружен. Их глаза встретились. Но в его – испуга не было. Досада была. Будто в том, за чем его застукали, он не видел ничего неправильного, но сознавал, что прекратить придется. И ему это совсем не нравилось.
Вместо того чтобы стушеваться или сделать вид, что ничего не произошло, кивнув Алисе, как старой знакомой, и направившись куда-нибудь в другую сторону, Макаров, сунув руки в карманы джинсов, двинулся прямиком к ней. И, дойдя до ее скамейки, своим глубоким и густым, как тягучий пьянящий ликер, голосом произнес:
– Вечером дождь обещали, а ты без зонта.
– Ты тоже! – равнодушно ответила Алиса.
– Я не простужаюсь.
– А у меня есть дождевик. Кстати, ты что здесь делаешь?
– Не видно, что ли?
– Навязываешься, - констатировала Алиса.
Семейство по соседству шустро ретировалось. Макаров сдержанно усмехнулся и уселся на скамейку. Вид его, впрочем, несмотря на усмешку, был далек от спокойного.
– Ну… В Эрмитаже с детства не был, а в Океанариуме – вообще впервые. Так что спасибо, было увлекательно.
– Мог бы и соврать.
– Мне же не двадцать лет, чтобы врать.
– Если уж ты научился не врать, то не мешало бы научиться и выполнять обещания, - ворчливо сказала Алиса.
– Я пытаюсь, - не менее ворчливо сообщил он. – Когда-то я обещал сводить тебя сюда весной. Прости, о том, что у меня, оказывается, есть такая возможность, я узнал в прошлом месяце. Немного не успел. И если бы не случайность, ты бы даже не знала, что я здесь. Шифровался же столько времени.
– Хреновый из тебя Джеймс Бонд!
– Какой есть, - пожал Макаров плечами. – Можешь добавить в копилку моих прегрешений.
– Это не мои заботы.
Илья поднял глаза в небо. То заволокло серой дымкой – почти беспросветно. Или это только он не видел просвета? Становилось душно, как в парилке. И он очень многое отдал бы за то, чтобы глотнуть прохладного воздуха и хоть ненадолго увидеть бескрайнюю синеву.
– Девчонка у тебя прикольная, - наконец, произнес он. – Акулят кормила, думал, не уйдет от них.
– Ей дай волю – она всех кормить станет.
Макаров улыбнулся, посмотрел на Алису и проговорил:
– Дети добрее взрослых.
Пока Алиса размышляла, стоит ли отвечать, заметила Соню, вприпрыжку несущуюся по дорожке, и помахала ей рукой. Макаров глянул в том же направлении. Он ни минуты не лгал – девочка ему правда нравилась. Длинная, как ивовая лоза, ладная, с замысловатой косой, пущенной по голове. Это за ней он наблюдал последние три дня едва ли не больше, чем за ее матерью. Маленький диковинный человечек. Справедливости ради, не такой уже маленький. И на третий день наблюдений – почти не диковинный. Забавный и трогательный. Но дети всегда казались ему существами инопланетными.