Крики оборвались. Детектив неспешно направился к следующему столику. Там находились два доминанта, молодой и старый, отец и сын, видимо, считающие поход в бордель семейным развлечением. Старик так и не сполз с диванчика. Оба встретили Ингрейва кислыми выражениями лиц.

– Мы – доминанты, – сказал старик.

Череп его был лыс и пятнист. Но пышные седые усы выправляли баланс.

– Я вижу, – сказал Ингрейв. – Я тоже.

– Вы же понимаете, – продолжил старик, – что убийство доминанта здесь так просто не оставят. Я не знаю, на что вы, собственно, рассчитываете…

– Отец, – сжал пальцы на его руке молодой человек.

– Я должен! – мотнул головой старик и снова обратился к детективу. – Вас найдут и здесь, и там. Потому что все в наших мирах взаимосвязано. Какие бы пути бегства вы не строили, они все равно приведут вас на ту сторону зеркала.

Слушая вполуха и кивая, Ингрейв оглянулся. Все его люди были при оружии. Горничная держала револьвер. Клондайк раздобыл себе сервировочный нож. Официант тискал рукоять изъятого у охранника пистолета. А ведь мы банда, поразился он. Времен Диллинджера. Или даже времен Бутча Кэссиди.

– А если я не хочу на ту сторону зеркала? – улыбнулся Ингрейв.

– Тогда вы потухнете, – сказал молодой человек.

– Чего?

– Доминанты в отраженном мире утрачивают свечение, – охотно пояснил парень. – Или, если хотите, утрачивают доминанту.

– А двойник там что, приобретает? – хмыкнул Ингрейв.

– Ни коим образом! – вступил старик. – Двойник в доминантном мире остается двойником, но его распад происходит медленнее, чем распад доминанта в отражении. Мы изучаем этот вопрос. Посмотрите на девушек.

Детектив повернул голову.

– Ну.

– Кто из них доминантки? – спросил старик.

– Эти пятеро, – показал пальцем Ингрейв. – Они ярче остальных.

Старик улыбнулся.

– Все восемь.

– Как?

– Очень просто. Три девушки находятся здесь уже больше года. Пять других – где-то пять-шесть месяцев.

30.

– Эй-эй! – К отцу с сыном придвинулся патлатый. – Так это что, доминанты здесь не выживают?

– Выживают, – сказал старик. – Но окружающее пространство словно выпивает их доминанту. Если они не вернутся вовремя в свой мир, возможно, их ждет участь рядового отражения, оставшегося без хозяина.

– Это какая участь?

– Распад. Смерть. В течение двух-трех лет.

Патлатый нахмурился.

– Эй! – повернулся к Ингрейву он. – Так это все вранье про свободу? – «Винчестер» его словно бы случайно выбрал целью колено детектива. – Всего три года, а потом обратно копией работать? Я за три года…

– Заткнись, – оборвал его Ингрейв. – Эти тебе сейчас и не такого наговорят. Видел умников в борделе?

– Я говорю сущую правду, – никак не хотел успокаиваться старик.

– Ты тоже заткнись, – наставил на него пистолет детектив.

– Папа! Не стоит! – с испугом сказал молодой доминант и потянул отца вниз.

– Лео, – дрожащим голосом произнес старик, и в его глазах стыло искреннее недоумение, – я же не соврал ни в едином слове. Почему я вдруг должен молчать?

Он все же дал опустить себя на пол.

– Послушай сына, – сказал Ингрейв, – это сохранит тебе жизнь.

– А я вот не понял, – патлатый наставил ружье уже в грудь детективу. – Что получается-то? Мне не нравится, когда меня начинают держать за дешевое отражение.

– А ты нечто другое? – ухмыльнулся Ингрейв.

Несколько секунд они сверлили друг друга взглядами. Элла Фитцджеральд пела о летнем времени.

– А ты сам?

– Я – рассинхрон!

– Действительно? – приподнялся старик. – Это же очень интересно! Феномен рассинхрона совершенно не изучен. А уж его носители и подавно! Просто потому, что это очень редкое явление. Возможно именно вы являетесь, так сказать, ниткой, что сшивает оба мира.

– А не наоборот? – спросил Ингрейв.

– Это как раз можно выяснить. Если...

Патлатый стукнул каблуком по столику.

– Хватит! Мне нужен ответ!

В холле вдруг установилась тишина. Элла Фитцджеральд смолкла. Никто не пошевелился. Стало слышно, как под потолком медленно крутятся, поскрипывая, лопасти вентилятора.

– Все же ты не совсем свободен, – сказал Ингрейв. – Тебе хочется убить меня, как твоему доминанту – Хэнка.

– Что?

– Не направляй на него ствол! – потребовала горничная, сжимая револьвер двумя руками.

– Да!

К горничной присоединился официант. Кажется, у него был «вальтер», модель 38. Но снятый с предохранителя или нет, Ингрейв не знал.