– Сфоткай меня с ней!

Пока Лёха достаёт телефон, мышь вгрызается в палец своего захватчика через перчатку, Ленар орёт и швыряет мышку об асфальт. Она умирает. Петрушка ещё сильнее хохочет и зачем-то предлагает раздавить её. Глупые люди часто жестокие. Ленар привязывает мёртвое тельце за ноги и подвешивает к подоконнику соседнего цеха. Я тщетно надеюсь, что мышь оклемается.

Идём собираться домой, немного уставшие. У входа в 151-ый стоят мужики во главе с Медляком.

– Щас смешной момент был, пока срать ходил, – Ленар тихо говорит, – Медляк же вон вернулся, его вызвали, походу. Идёт, со всеми здоровается. Песчанка ему говорит: «Привет. Как дела?». Медляк молча дальше проходит. Песчанка вслух: «Не слышит наверно». Следующий Рачок здоровается: «Здорово», – говорит. Медляк отвечает ему: «Здорово». Песчанка сзади говорит: «А, слышит, оказывается!».

–Ха! Заклятые враги же они. Медляк – представитель апатичного зла, держит в своём подчинении большинство соглядатаев путём шантажа и пыток.

–А Песчанка спасает кого может.

Подходим к ним, здороваемся.

–Ну как тут? Чего новенького?

Ощущение, что голос даётся Медляку с трудом. Большие очки на грубом старческом лице, военная кепка.

–Да ничего. Тут мешалка сломалась.

Медляк хмыкнул и зашёл к себе. Возле его кабинета примостился на тележке сверхсуровый соглядатай.

–Смотри, какой злой!

–Ты чувствуешь!? – я встрепенулся. – Травой же пахнет!!

– Сто пудов, ебать! От Медляка же!

Мы удивлённо смотрим друг на друга, даже студенты принюхиваются. Да, пахнет шмалью. Неужели пенсионер ходит, косяки дует?? Лёха ржёт:

– Ща прикинь, заходим к нему резко, пакетище такой достаёт.

– Ха! Спроси-ка у него сигарету.

Как по заказу Медляк выходит из своей каморки. Ленар хочет спросить, но произносит только «Вы к…». Медляк не слышит и поворачивает за угол. Оттуда раздаётся весёлая татарская музыка.

– Мы же только, блядь, понюхали, а нам музыка мерещится! Представляешь, что у него в голове!

– Вечный Сабантуй! Он идёт тут по коридору, соглядатаям глаза ключом подкручивает, а ему-то кажется, что он молодой по полю выхаживает. Лето. В играх участвует. Девушек на сеновал валит.

–Ха-ха! Точно, бля! Ну Медляк!!!

Переоделись, идём с Наилем домой. На душе немножко тёпленько. Вокруг изъеденные временем и химией здания, на крышах торчат небольшие деревья. Пейзаж поедал нашу фантазию, оставляя в ней свои продукты пищеварения.

ВИЛЫ.

(Наиль)

Назваться Наилем Гарифуллиным и полезть в кузов. Пусть студенты и Айрат там копаются. Делаю вид, что помогаю, чтоб засветиться перед Северной.

– Наиль! Помоги ребятам!

Ну и слякоть тут. С трудом вскарабкиваюсь на кузов, Ленар тянет руку в резиновой «кислотной» перчатке и помогает подняться. Поймали также несколько зазевавшихся «бродов» (так мы называем в нашей заводской иерархии тех, кто бродит по заводу, выполняя указания начальников) и они уныло плетутся к машине, держа осевшие склизкие мешки, с которых стекает жижа неудавшегося клея. В запорошенных липким снегом старых телогрейках, бесформенных ботинках, сгорбленные плетущиеся броды похожи на зомби. Броды несут свою пожизненную вахту на заводе этой жизни, уже близки, как правило, к старости, но встречаются и исключения, вроде меня и Айрата. Их задача – отбродить день. Не опоздать с утра, не попасться особо ревнивым сторонникам работы из числа руководства, спрятавшись где-нибудь в закутке коридора, и провести до обеда время, делая вид, что занят каким-то долгосрочным «проектом» вроде отбивания от нержавеющей трубы молотком сварочной окалины, оставленной нерадивым сварщиком по кличке Хохол. Это называется у нас проебаться. Олдовые проёбщики со стажем бродства лет по двадцать умеют существовать практически невидимками, годами паря в параллельной реальности, появляясь перед начальством лишь в коридоре бухгалтерии в очереди за зарплатой, мусоля в кармане «корешок». Они смогли создать для себя места силы, тропы, не пересекающиеся с посторонними взорами, будучи, тем не менее всегда на виду… Например, электрик 151-го – Володя, по кличке Грач. Он в своей каморке безвылазно умудрился просидеть лет 20. И хрен ты выкуришь его оттуда. Максимум выползет, ворча, лампочку поменять. И в честь 8 марта или 23 февраля, когда в раздевалке стол накроют, выйдет дёрнуть стопку-другую с селёдкой. А один раз вообще удивил – мастеру позвонил с утра, когда тот за рулем на завод ехал, и говорит: «Костя, я не выйду, чё-то я сегодня слабенький».

В кузов трактора шлепаются мешки. Броды тянут их из огромной кучи у цеха и волокут по снегу к трактору. Беспристрастным надзирателем стоит Северная, в ее голове тоже тикает время, но совсем по-другому. Там, где у нас – дотянуть до обеда, у неё – выполнить задачу. Причем, ближе к концу мероприятия в голове будет готов план новой работы. Порой поутру пробирает унылая тоска как в детском саду перед приближением деда Мороза к тебе, когда, огласив список работ на день, она бодро добавляет: «Ну что, вперед, заре навстречу!»

Заря на заводе в феврале не самое радостное зрелище. Лично для меня. Хотя студенты не унывают. «Облака над заводом как ватки, на работе выдали перчатки», – бормочет Ленар, передавая Лёхе мешок. Я тут на перекуре услышал из их разговора, что они решили снимать фильм про завод, типа документальные хроники, и теперь норовят записать разные сценки исподтишка на свои телефоны. Надо не попасться на камеру. И вообще, пора бы проебаться уже. Заскочить за компотиком, покурить. Демонстрирую свое рвение перед Северной, совершая акробатические движения у борта трактора и убегаю в цех «за вилами». Ими удобнее будет цеплять вывалившийся клей. Тем более они реально существуют где-то в слесарке, я их видел как-то. Цельнометаллические, еще со времен, когда отливали из стали огромные кубы с человеческий рост просто для того, чтоб теперь зевающий брод выпрямлял на них кривые гвозди молотком. А вот пока я буду их искать и обед не за горами….

Лишнего думать не стоит. Не получилось сегодня, в другой раз – точно. Хоть перед Айратом понтовался вчера. Мы с ним как браться, я ему добра желаю. Всегда вытаскиваю его, он как поддаст, совсем бдительность теряет. Как парус на весеннем ветру несется к начальству, спешит внести свои предложения в производственный процесс. От него разит, а он к начальнику цеха бежит, что-то показать хочет, как лучше. Кому это интересно! Они сами тут всё знают. Хотя, как что случится, сразу ко мне бегут. «Наиль, тут сушилка остановилась, залезь внутрь, посмотри, Наиль, помоги мужикам, Наиль, где у нас труба «тридцатка» лежит на складе?» И Наиль полезет! Раскорячится между гусениц горячей сушилки, поползет, согнувшись как в шахте, вытащит комок пригоревшего клея. А как крайних искать, тоже сразу ко мне. «Ну-ка, подойди поближе? Ты сегодня нормальный? В ночь тебя можно оставлять?»