Он был уверен, что едва за ним закрылись двери кабинета несчастного клерка, чье лицо под конец встречи цветом сравнялось с пергаментом, счетовод бросился к потайному шкафчику, где хранил какое-нибудь дорогое пойло. Поэтому человек в костюме распрощался со своим провожатым – все же деловому человеку не к лицу ходить на такие встречи в одиночку – сунув ему сложенную вчетверо лиловую купюру.

– Свободен, – бросил он коротышке, и тот поспешил скрыться из виду.

Дождь кончился, так и не успев разойтись.

Уильям бросил последний взгляд на окна Дома Зодчего и, более не задерживаясь, вскочил на подножку черного экипажа и скрылся за его дверью. Кони тут же тронулись с места.

– Как все прошло? Он взял деньги?

Из полумрака на него таращились зеленые глаза, чей голодный блеск приглушала муаровая вуалетка.

– Золотце, я открою тебе страшную тайну… Нет, сразу две тайны! Во-первых, совершенно не обязательно скрывать личико, если не выходишь из экипажа.

Девушка фыркнула, но вуали не подняла, только руки сложила на груди. Настороженная и воинственная, как всегда.

Возможно, он был излишне суров к напарнице, и до недавнего времени у нее не было ни денег, ни подходящего случая, чтобы примерить такую кокетливую шляпку. Но взаимные шпильки были неотъемлемой частью их диалогов.

– Во-вторых, человек в его положении не отказался бы от денег в таком количестве, даже если бы я высморкался в чек.

– А я бы все равно подстраховалась и потопила ту баржу, – возразила Анхен. – Кто знает, вдруг он вывернется?

– Начнет выворачиваться, тогда подкинем ему проблем. Рано или поздно он уловит связь между пинками и мозговыми косточками. Это неизбежно, – Одноглазый Уилл начал осторожно стягивать тугие перчатки, то морщась, то посвистывая. Под ними обнаружились руки бойца с ободранными костяшками. По левой ладони тянулся длинный порез – остановил лезвие ножа на подлете, сухожилия до сих пор стенали при каждом движении. Если бы не заносчивость Ормунда Бородавки, он бы не сидел в вишневом кабинете, как деревенщина, дорвавшийся до галантереи. – Я куплю его с потрохами.

– Легко разбивать чужую кубышку, – завела старую песню Анхен. – Идея отмыть капитал Теодора, конечно, хороша, но ты выбрасываешь на ветер целое состояние только чтобы впечатлить человека, которого можно было и завалить по-тихому. К чему? И еще большой вопрос – принесет ли это все прибыль. Я-то Грошовую Корону не надевала, решать не мне…

В их странном тандеме ей удавалось уравновешивать и остужать его натуру, заставлять думать о последствиях, но иногда скепсис Анхен не вызывал у Уилла ничего, кроме раздражения.

– Я уже объяснял тебе! Вложив деньги, на которых старина Теодор сидел, как полудохлая собака на сене, мы будем получать фиалки с трети доходных зданий столицы, а то и с половины. Каждый месяц. К слову, мне понравился кабинет главы Зодчих, только коврик сменить.

– Ты просто хочешь не нуждаться в Гаусе и его кхате.

Уилл сжал кулак так резко, что лопнула корка сукровицы, а боль в ладони отозвалась в кости до самого локтя.

– Молчишь? Ну, молчи, – помощница Крысиного Короля отвернулась к окну.

Он покосился на ее профиль. Несмотря на дамские штучки, вроде шляпок, брошек и кружевных воротничков с манжетами, Анхен не перестала походить на оборвыша со слишком длинным носом, раскосыми глазами и острыми скулами. Благодаря положению, за ней теперь многие ухлестывали, но дурнушки всегда остро чуют фальшь во внимании такого рода. Поэтому она хладнокровно использовала мужчин для собственного увеселения, но ни привилегий, ни спуску им не давала.

Уилл не жалел ее, ведь жалость ударила бы по самолюбию.

В тот черный день она рискнула всем, чтобы спасти его от гибели. Анхен проявила чудеса изворотливости, чтобы его имя засветилось в Сыскном Ведомстве только в качестве свидетеля по делу Хелены Стерн, и чтобы остальные крысы не прознали о настоящем убийце Теодора. Пэр, если верить газетам, так ни в чем и не признался, а помешанный на чести и гуманизме шеф полиции не решился казнить подростка, заменив высшую меру наказания пожизненным заключением в крепости Давеншпиль.

Разумеется, Анхен поступила так ради себя, ради возможностей, которые улизнули бы из-под носа, если бы Уилл умер. Но, все же, он был ей благодарен.

И вместе с тем постоянно возвращался в памяти к тому мигу, когда осколок зеленого стекла едва не встретился с его горлом. Это было бы избавлением, искуплением, справедливой ценой за все его поступки. Оглушительный финал.

Экипаж трясся по брусчатке вниз по склону холма, заставляя подбородок Анхен мелко подскакивать на подставленной ладони.

– Надо же, апрель в разгаре, – протянула она почти мечтательным тоном. – А там и до лета рукой подать.

– И к чему ты это? Не терпится искупаться?