Фалкон также популярен в Аргентине. Его именем названа полицейская академия, ему поставлен памятник в Буэнос Айресе. Но штука в том, что на памятнике не исчезает надпись «Виват Радовицкий!». И это лишний раз свидетельствует о том, что дело выдающегося революционария-бомбиста живет. Виват Радовицкий! Виват перманентный геморрой!

13 решающих секунд

Т

оном препода, принимающего экзамен, Педро сказал: – Тоже мне революционарий, в теории ты, эй, получается, ничего не смыслишь, а как у тебя с оружием? Умеешь обращаться?

– До революционария, эй, мне далеко! И вообще я – человек сугубо штатский, какое там оружие, я пулемет от табуретки не отличу! Полковую гаубицу – от пушки Д-74. И уж тем более ЗРС-300 от ЗРК «Тор»!

Я заподозрил, что Педро имеет виды на Сильвию, поэтому старается всячески меня унизить. Разумеется, я проигрывал Педро. Иначе и не могло быть – оружия я побаиваюсь, потому что оно стреляет; грязный цвет хаки вызывает у меня рвотное отвращение, потому что он пытается подменить собой чистый природный цвет листьев и травы. От призыва я скрылся в стенах Уральского госуниверситета – в нашем дворе на Маяковке считалось, что в армии служат только одни дезертиры. Начисто уклониться не получилось: в школе изводили НВП (начальной военной подготовкой), на старших курсах военная кафедра раз в неделю доставала тактикой, огневой подготовкой и полевыми занятиями. Так что хотел я или нет, но какое-то поверхностное представление об оружии все-таки имел. И этого хватило, чтобы в куче разнообразных и незнакомых мне машинок для убийств распознать наш выдающийся АК-47, в просторечии – калаш.

Нас учили стрелять, собирать и разбирать автомат. Особой ловкости, тем более ума, тут не требовалось. Как говаривал, глядя на мои неловкие телодвижения, полковник Белотелов: «Научить обращению с оружием можно и медведя». В итоге на зачете, после соответствующих тренировок, я разобрал автомат за 13 секунд, а собрал за 17. Давненько, правда, это было. Я взял в руки калаш, закрыл глаза – руки помнили. Я разломал его на части, пожалуй, за те же 13 секунд.

– А ты собери, – предложил я Педро и начал отсчитывать секунды.

Педро взял одну часть, другую… Замешкался…

– Давай, Педрило, – подбодрил его Лукас, – высунь пальцы из жопы!

Видно, опыта обращения с калашом у Педро не было. Если бы он был настоящим революционарием, он бы имел такой опыт. Подавляющее большинство боевиков, чем мы вправе гордиться, вооружены нашим калашом. Хотя здесь, с другой стороны земного шара, штампует оружие другой не менее мощный производитель – Соединенные Штаты. А я ведь сразу заподозрил, что Педро только учится, подражая Че. Не буду, конечно, отрицать его успехов: по бороде, по берету со звездочкой и по разговору он уже достиг сходства с команданте. И по вонючести тоже. Известно, что Че за особую вонючесть товарищи называли Боровом. Думаю, и Педро подошло бы это погоняло.

– Ладно, – сказал я, – показываю, но только один раз.

К восторгу всех присутствующих, я быстро собрал автомат.

– Не ожидал, – признался посрамленный Педро, – возьми, эй, Хури, этот ствол, мы тебе его дарим от чистого революционного сердца.

«Эх, – подумал я, – был бы здесь наш начальник военной кафедры полковник Белотелов, как бы он обрадовался моему триумфу, какую бы гордость испытал за своего нерадивого курсанта!» Впрочем, гордость за меня испытывала Сильвия – она просто светилась от счастья, и это тоже чего-то стоило.

– Спасибо, амигасы, для меня большая честь. Слишком большая. Я не могу это принять. Не к фейсу, то есть не к лицу мне как-то. Не соответствует. Посмотрите сами: я – и этот автомат…

Сильвия надела мне на голову свой берет, а Хулио снял с себя английский камуфляжный китель.

– Надень – нам не хватает таких, как ты, особенно сейчас, когда революция вновь расправляет свои крылья.

– Я тронут, вы так красиво говорите!.. Еще час назад я был заложником, теперь вы переквалифицировали меня в революционарии, большое спасибо за доверие. Даже не знаю, что лучше.

– Надень, надень…

Я надел камуфляж, надвинул на лоб берет, взял наизготовку автомат…

– Вот теперь ты настоящий революционарий.

А что, я в отпуске, форму и оружие мне подарили, почему бы и не повоевать в этой долбаной, непонятно какой, подозреваю, фашистской стране. По нашим понятиям такое не возбраняется. Останавливает только то, что перуанцы живут по своим понятиям, к тому же и пуля, известно, – дура, она вообще без понятий.

– Гениальная машинка, – погладил я ствол калаша, – наверняка ее изобретателю уготовано самое почетное место в аду.

– Имей в виду, эй, Хури, мы в долгу не останемся. Здесь разберемся – приедем в Россию. Если позовешь, конечно.

– Мы им зададим жару! – оживился шахтер.

– Ох и зададим! – горячо воскликнул другой.

– Я подумаю над вашим предложением. Дело в том, амигасы, что я давно уже не был в России, и что там происходит, не знаю. Все-таки надеюсь, что революционная ситуация еще не назрела: верхи еще могут, низы пока что терпят.

«Хури останется со мной»

П

едро позвонили. Поговорив, он сообщил, что Амазонский департамент в огне, шахтеры заняли все правительственные здания и сейчас бой идет за аэропорт.