— Ир, не надо, отойди! — в очередной раз срывается на меня, не сумев дотянуться до костыля. Молча разворачиваюсь и ухожу из палаты — нервы надо беречь, говорят не восстанавливаются. Я устала от того, что он почти все воспринимает в штыки. Сажусь на кресло в зоне отдыха, вдыхая аромат горячего кофе из автомата, и набираю номер той, кто точно знает ответы на все вопросы.

— Привет, мам. Ты можешь сейчас разговаривать? — выдыхаю в трубку.

— Привет, дочь. Конечно. Что-то случилось? — спрашивает.

— Я не знаю, что происходит у нас с Яром. — выпаливаю все как на духу. Мне нужно с кем-то поделиться своими переживаниями.

— А что происходит? — начинает осторожно вытаскивать информацию наружу.

— Он постоянно психует, срывается, только что я хотела подать ему костыль, а он наорал. Это глупо, но мы будто бы теряем нить к друг другу. — прошептала, отхлебывая ароматный напиток в попытке успокоиться.

— С самого начала было понятно, что будет не просто, родная. — мама задумалась. — Посмотри на ситуацию с его стороны, — начала рассуждать, — он мужчина и чувствует себя сейчас абсолютно беззащитным, что уже говорить о том, чтобы быть стеной для тебя. В каких-то аспектах вы временно поменялись ролями и вам обоим это не по нраву. Остынь и поговорите, вам необходимо преодолеть это, чтобы прочувствовать друг друга досконально, милая. — заключила.

— Спасибо. — слегка грустно улыбнулась. — Я люблю тебя.

— И я люблю тебя, дочь. Ладно, целую, тут кто-то в кабинет ломится.

— Целую, до вечера. — отключилась.

Яр, ты все ещё меня бесишь! Даже несмотря на то, что вердикт мамы выглядит довольно логичным и обоснованным. Решаю забрать сумку из палаты и поехать прогуляться: пары у меня на сегодня уже кончились, а к Яру через пару часов должен приехать Антон, один он уж точно не останется.

Открываю дверь и, стараясь не встречаться глазами с парнем, тяну сумку со стола.

— До завтра. — мой голос предательски сухо хрипит, как всегда, когда я очень нервничаю, и что самое неприятное сейчас — Яр знает об этой особенности.

— Ира, стой! — рычит, приковывая к полу каждым звуком будто гвоздями. — Подойди ко мне. — пронзительно смотрит на меня, сидя в кресле. — Пожалуйста. — Выдыхаю и поворачиваюсь.

«Ира, помни, нам нужно не поссориться, а помириться». — внушаются себе, пока преодолеваю несколько больших шагов до Нечаева.

Встаю перед ним, но почему-то не могу смотреть в эти прозрачные, но яркие глаза.

— Моя маленькая девочка, — сажает на здоровое колено, — прости, пожалуйста. — проводит ладонью по щеке и прижимает к себе в поцелуе. Впервые за это время он такой, как раньше. Сердце совершает один кульбит за другим, в то время как тело с трепетом отзывается на его ласку.

— Яр. — жмусь к нему, всхлипывая.

— Т-ш-ш, моя хорошая. — целует в затылок. — Спасибо тебе, один бы я не справился. — убаюкивает своим бархатным голосом. — Давно стоило это сказать. — нежно гладит спину. — Но мне невыносимо видеть, что ты носишься со мной как с ребёнком, невыносимо думать, что ты считаешь меня слабым. — признался. — Кажется, будто я в один момент потерял самого себя, понимаешь? — с печальным взглядом посмотрел на меня. — Что я могу тебе дать таким? — язвительно усмехнулся.

— Ты такой дурак. — судорожно вздохнула, аккуратно обнимая. — Из-за того, что твои конечности временно тебе не подчиняются, я не стала считать тебя хуже. Что ты мне можешь дать? — задала его вопрос. — Все, Яр. — прямо посмотрела в любимые глаза. — Все, если ты снова поверишь в себя.

— Как же я люблю тебя. — проводит губами дорожку поцелуев от уха к шее, а затем приближается к губам. Он раскрывает мои, ласкает жадно, будто урывками, будто боится, что ему не хватит. Его язык вытворяет что-то невероятное, заставляя мой подчиниться его движениям и ритму. Мои руки давно на его шее, его — под моим свитером.

— Я хочу тебя. — шепчет в шею. Не сдерживаю протяжный стон и зарываюсь пальцами ему в волосы.

— Я тоже. — прикрываю глаза. — Но мы договаривались, — напоминаю, — когда смена моего отца — никакого секса.

— Тогда давай сейчас домой сбежим? — отчаянно ноет.

— Ну не в смену твоего лечащего врача и моего родителя по совместительству. — возмущаюсь.

После того инцидента все стало возвращаться на круги своя: когда мы все-таки дорвались до его, точнее теперь нашей квартиры (все никак не могу привыкнуть), то Яр оторвался по полной. По-моему, мы испробовали все, что возможно, если я сверху, да и не по одному разу, если быть совсем честной.

И теперь, спустя почти десять месяцев с той аварии, мы наконец-то счастливы. Можно сказать, Яр полностью восстановился, правда глупо отрицать, что он все же изменился — стал ещё более серьёзным и порой задумчивым, но, к счастью, не перестал любить мотоциклы. Я же знаю, как сильно он любит «двухколесных коней». Да, он ездит на нем теперь гораздо реже, предпочитая автомобиль, но подозреваю, что это в большей степени из-за меня: как-то раз я совершенно случайно услышала обрывок их разговора с Антоном, где Яр признался, что испытанная им боль на протяжении всего времени была настолько колоссальной, что он ни за что в здравом уме не решится подвергнуть ей меня.