Плохо уже то, что когда он проснулся, она сидела на нем верхом. И пахла так вкусно. Такое восхитительное ощущение. Искушающее перевернуть её на спину и подарить утренний секс, которого они оба жаждали.

Проклятая женщина права в одном. Он действительно её хотел. Страстно желал.

Он солгал, что ему нужно в туалет. С тех пор как встретил её, он, казалось, лгал о многих вещах. Самая большая ложь состояла в том, что он постоянно твердил себе, что не хочет её.

«Я хочу её. Хочу её слишком сильно, черт возьми».

Поэтому он и спихнул её с кровати. Либо это, либо же наброситься на восхитительную Мину и зацеловать её дрожащие губы, погрузить свой член между пухлых и совершенных бедер и раствориться в обещанном ею великолепии.

Безумие.

Ему нужно сосредоточиться, а для этого избавиться от искушения. Несмотря на желание предложить ей руку, чтобы помочь подняться с пола, он повернулся, игнорируя голос в своей голове, который кричал: «Где твои манеры?..» — и вместо этого направился на кухню. В этом направлении он получит столь необходимый ему утренний кофе. С другой стороны, действительно ли это самый умный выбор? Возможно, ему следует держать свои нервы свободными от кофеина, особенно рядом с ней.

Он не успел добраться до места назначения. Кое кто схватил его сзади и закричал:

— Попался!

Застигнутый врасплох, он пошатнулся, но удержал равновесие, даже когда Мина обхватила его руками и ногами.

— Какого черта ты делаешь, Липучка?

— Липучка? Это твое прозвище для меня?

— Да, потому что ты, кажется, решила досаждать мне до смерти.

Любая другая женщина, вероятно, обиделась бы. Возможно, даже ударила. Эта же лишь вцепилась ему в спину с силой анаконды?

— Мне нравится. Очень мило. Ну и когда ты сделаешь татуировку с сердцем на своем теле?

Как черт возьми работает её мозг?!

— Я не делаю татуировок.

— Я тебя не виню. Твое тело уже удивительное произведение искусства. А как насчет того, чтобы я сделала вместо тебя? Прямо на левой ягодице, может быть, что-то похожее на клеймо. «Собственность Лео». Или как насчет «Услада Пупсика»?

Да, и ещё раз да.

— Нет! Никаких татуировок. Вообще.

— Обломщик.

Он не ответил, просто продолжил свой путь на кухню с одной решительной львицей на спине.

— Так что у нас на завтрак? — спросила Мина.

Она, лежащая на стойке с капельками сиропа, который нужно слизывать с пухлых грудей, прижимавшихся сейчас к его спине.

— Если я скажу ничего, ты уйдешь?

— Нет. Но если ты не приготовишь нам немного еды, то мне придется готовить, и я скажу тебе прямо сейчас, что ты очень, очень не захочешь, чтобы я это делала, — призналась она тихим шепотом. — В последний раз, когда пожарные приходили в дом, они сказали, что единственное, что мне теперь позволено готовить, — это хлопья с молоком.

Ничто не могло остановить его смех.

— Ну что ж, тогда тебе лучше уйти, если ты рассчитываешь поесть.

— Уверена, смогу найти что-нибудь ещё, чтобы съесть, — она практически промурлыкала эти слова ему на ухо.

Неужели это немужественное «ой» произнес он?

Ему потребовалась всего секунда, чтобы надеть туфли, схватить бумажник и подхватить её обувь у двери, прежде чем они оба оказались в лифте. Мина скользнула вниз по его спине, но учитывая её рост, она все равно смогла горячо прошептать ему на ухо:

— Ты же знаешь, чем дольше будешь бороться, тем большим взрывом всё закончится. Прелюдия, Пупсик. Все это отрицание похоже на долгую, продолжительную прелюдию. И когда ты наконец не сможешь больше сказать «нет», будь осторожен. Я заставлю тебя увидеть звезды.

Звезды. Фейерверк. Скорее это будет тюремная камера, потому что, если он не будет осторожен, то в конечном итоге возьмет её на публике и будет арестован за непристойное поведение.

Когда они вошли в вестибюль, пыл Лео несколько остыл. Трудно оставаться возбужденным, когда полдюжины глаз уставились на него и Мину.

На них бросали многозначительные взгляды. Если бы он был неопытным юнцом, то, возможно, покраснел бы от неверных выводов. Будь он Хейдером, то зашагал бы с напускной доблестью. Лео удовлетворился бы чем-то средним между хмурым взглядом и безмятежным равнодушием. Он не любил сплетен, особенно о нем самом.

У Мины отсутствовал всякий стыд. Широко улыбаясь, она с важным видом направилась к группе.

— Доброе утро, народ. Разве сегодня не прекрасный день?

Она не сказала ничего предосудительного. Ей и не нужно этого делать. Намек звучал откровенно — хотя и ложно.