Плюсы: на экзамены можно забить, ректор — мужик свойский, на преподов надавит.

Минусы: нравится — не нравится, будешь женой, красавица.

Меры предосторожности: не использовать со стариками, у них сердце слабое".

— Стаська, — раздалось надо мной, — хватит читать, в дороге времени хватит, пошли уже.

Подняла рассредоточенный взгляд на Горыча, кивнула и поняла: не, в дороге я спать буду. Спать, спать и еще раз спать, потому что вообще не выспалась.

Печка дымила и гудела, готовая сорваться в путь, едва Емеля уберет два кирпича, удерживающие ее на месте, Горыч помог забраться наверх, поближе к дымоходу, устроил на подушках и старинном, активно опробованном молью ковре, и я, прижав книжку к груди, начала проваливаться в сон.

— Удачи тебе, Стаська, — сказал дракон, и обе головы поочередно осторожно поцеловали в макушку.

Я только улыбнулась, сонно махнула рукой и провалилась в сон.

Впереди меня ждали черти, кикиморы, водяные, лешие, сатиры, нимфы и все оставшиеся отщепенцы нашего мира, но им я была рада, а вот некоторых не ждала вовсе.

Головокружительный полет, ощущение подступающей тошноты и черные глаза, пристально вглядывающиеся в меня. Но это были мелочи, потому что оказалась я вскальном доме Филимона, а он сам с видом абсолютной невозмутимости сидел в своем любимом кресле и пил пиво из кружки, стилизованной под трехлитровую бочку.

А перед ним возвышался взбешенный лорд Тиаранг, держа в судорожно сжатом кулаке алую ночную сорочку, бывшую моей одеждой прошлой ночью. Но взбешенным ректор АБМ был до моего появления, а как только я оказалась рядом, растянул губы в хищной улыбке и произнес:

— Доброе утро, Стасенька.

И невозмутимость Фила как рукой сняло. Меня он не видел — не мог — я была зрима лишь для вызвавшего, но это не помешало световому дракону мгновенно сориентироваться и дать совет:

— Поцелуй его. И удачи тебе, Стасенок, прости, что утром не провел, сама понимаешь: гостей ждал.

Никого не целуя, я стояла и дико переживала за Филимона. Дракон, видимо, и это понял, а потому добавил:

— Я редкое существо, Стась, редкое и охраняемое законом, действуй, давай.

Целовать не пришлось: миг — и я села на печи, растирая лицо.

— Чегой-то не спится? — басовито спросил Емеля.

— Сон дурной приснился, — ответила я, падая обратно на подушку.

Мы уже ехали по лесу, над головой мелькали ветви деревьев, сквозь них виднелись голубые лоскутки неба. Пахло травой. Какая-то пчелка, решив прокатиться зайцем, уселась мне на руку, потом и улеглась, ко всему прочему, и сгонять ее стало жалко.

— Ты спи-спи, у меня сегодня товар контрабандный, так что по ночи по чертовым путям пойдем.

Сердце ойкнуло.

Стряхнув пчелку, села и осторожно спросила:

— Чего?

Обернувшись, мужик улыбнулся во весь щербатый рот и кивнул: да, мол, все так и есть.

— Ем…Ем… Емелюшка, — испугалась я, — а что за товар-то такой?

— Рыбешка всякая мелкая, там, у печи бултыхается.

Черти… рыбки… Рыбки и черти… Рыбки!

— Емеля, какие рыбки?! — уже подозревая худшее, заорала я.

— Знамо дело — золотые, — беззаботно ответил рыбак. — Мелкие, жрать с них нечего. То ли дело, щуку бы волшебную поймать…

Хватаю ртом воздух!

Это же редкие золотые исполняющие желание рыбки! Да они у нас в Золотую книгу занесены! А я так и вовсе ведьма-хранительница — специализация у Керимской школы такая — мы за волшебных созданий готовы грудью встать, до последнего вздоха, мы…

— Емельян Иваныч, — мило улыбнулась обернувшемуся рыбаку, — мне бы к речке, родненький.

— По нужде? — решил уточнить тот.

— Еще как по нужде, — со вздохом согласилась я, надеясь, что не прожгу дырку ненависти в его широкой спине.

Это надо же! Рыбок! Золотых! Чертям! Ненавижу чертей!

Речка на нашем пути появилась спустя часа два: судоходная, полноводная Калина, на которой, по слухам, душегубы-разбойники промышляли. Емельян по моей просьбе съехал к самому пологому берегу чуть ли не до воды, вроде как, чтобы печка меня от дороги закрывала. Я, кряхтя, спустилась — тело занемело в дороге — и попросила возницу отойти, не мешать. Добродушный Емельян Иваныч, напевая что-то веселое про "Разойдись, душа, разбегись, топор, да лети ворога головушка", ушел до дороги, и там его широкий бас растекся по равнине, я же…

А я же юркнула к печи, отворила заслонку и заскрежетала зубами: рыбок было не менее двух десятков! Спелёнатые так, чтобы ротики не шевелились, перепуганные, в одной тесной бочке! Да и про то, что там рыбки, я догадалась только по едва заметному сиянию… Гады! Гады, как есть гады! Уроды просто. А к бочке еще и сургучом послание прикручено. Сорвала, прочитала: "Дорогому племяннику для лучшей ухи в честь дня рождения". Золотых рыбок — и на уху?!

И все — после такого ведьма стала злая!