— Не нет, я не могу терпеть, когда слышу такие глупости! Он хочет, — показал пальцем на Майнерера, — нанять кабалиста! Вы вообще знаете, что такое каббала?!

— Или кто-то просил твоего мнения, Левин? — спросил холодно Майнерер. — Сосредоточьтесь на своих обязанностях.

— Вот что я вам скажу, — рассмеялся громко стенографист, который из-за острого языка был любимцем Мюльхауза. — Я подам вам другую мысль. Соедините места преступления на карте линиями. Выйдет вам, безусловно, какой-то тайный знак. Символ секты… Что, попробуем?… — говоря это, он подошел к карте Вроцлава, висящей на стене.

— Да, попробуем, — сказал серьезно Мок. — Рынок, 2 — особняк «У грифов», Бургфельд, 4 и Ташенштрассе, 23–24. Ну, что вы смотрите, Левин?… Вставляйте в эти места булавки…

— У господина советника в школе наихудшая отметка по геометрии? — сказал удивленный Левин. — Так или сяк выйдет треугольник. Три места — три вершины.

Мок, не обращая внимания на ворчание стенографиста, встал, подошел к карте и воткнул три булавки в три места преступления. Вышел тупоугольный треугольник. Мок некоторое время смотрел на цветные головки, затем подошел к вешалке, снял с нее свое пальто и шляпу, а затем направился к двери.

— Мок, куда вы идете? — рыкнул Мюльхауз. — Совещание еще не закончено.

— Уважаемые господа, все эти здания находятся в районе, ограниченном старым рвом, — тихо сказал он, вглядываясь в карту. Через секунду он покинул кабинет своего шефа.

— Господин советник, — директор Университетской Библиотеки Лео Хартнер слегка улыбнулся. — Ну и что с того, что эти здания находятся в районе, ограниченном старым рвом?

Мок встал с кресла восемнадцатого века, обитого недавно зеленым плюшем, и начал торопливо ходить по кабинету Хартнера. Толстый пурпурный ковер заглушил его шаги, когда он подошел к окну и посмотрел на голые ветви деревьев на холме Холтея.

— Господин директор, — Мок отвернулся от окна и оперся о подоконник, — я сидел недавно почти целый день в Строительном Архиве, потом в архиве полиции и искал след какого-нибудь преступления, чего-то, что произошло в этих зданиях, потому что, как я вам говорил…

— Я знаю, вы говорили, важны лишь способ, место и время, — прервал Хартнер несколько нетерпеливо. — Не жертва…

— Вот именно… — Мок освободил подоконник от своего веса. — И ничего не нашел… Знаете почему? Потому что посещенные мною архивы содержат только акты девятнадцатого века и немногим ранее. Как проинформировали меня архивисты, большая часть актов была затоплена во время наводнения в 1854 году. В Городском архиве есть зато акты более ранние: криминальные, строительные и все прочее. Может, таким образом, то, что важно для нашего дела, случались раньше в этих зданиях, но след об этом по разным причинам сгинул либо его можно отыскать только специалист, который смог бы прочесть старые документы?

— Я все еще не понимаю, почему так много внимания придает господин советник тому, что преступления эти были совершены в пределах старгородского рва.

— Дорогой директор, — Мок подошел к висящей на стене карте Вроцлава и внимательно прочитал дату, размещенную в нижней части, — эта красивая карта создана в 1831 году, то есть представляет город в пределах границ, установленных, вероятно, в начале девятнадцатого века. Или я ошибаюсь?

— Нет, — сказал Хартнер. Он потянулся к стоящему около стола стеллажу и достал какую-то книгу. Открыл ее медленно и начал аккуратно листать. Через несколько минут он нашел искомую им информацию. — Нет, вы ошибаетесь. В 1808 году присоединились к нашей надодранской метрополии деревни Клечков, Щепин и Олбин и территории вдоль Олавы и сегодняшней Офенерштрассе. Эта карта представляет город после вкления в него упомянутых деревень.

— Когда раньше, до 1808 года, увеличилась площадь города? — спросил Мок острым тоном допрашивающего.

Хартнер не обратил внимания на тембр голоса советника и все внимание уделил книге. Через некоторое время он нашел ответ на заданный вопрос.

— В 1327 году. Тогда был присоединен район так называемого Нового Города, то есть территория, — Хартнер подошел к Моку, взял его под руку, подвел к окну и указал на высотное здание чековой почты — расположенное за Охлау-Уфером и Александерштрассе.

— А еще раньше? — Мок смотрел на одиннадцатиэтажный скелет здания почты, выглядывающего из-за деревьев Холтея.

Хартнер сморщил нос, чувствуя от гостя запах алкоголя, и подошел к карте. В одной руке он держал книгу, другую направил в сторону карты. Очки соскользнули на кончик носа, а коротко подстриженные, седоватые волосы топорщились на затылке.

— В 1261 году, как пишет Марграф в своей работе о улицах Вроцлава, — Хартнер переводил взгляд с книги на карту. — К древнему поселению на Одре официально присоединены эти вот земли…

Директор водил пальцем по карте, описывал им круги, вычленял на карте нерегулярные — раз больше, раз меньше — круги или эллипсы, которые при определенном сильном желании воли можно было бы принять за концентрические, а центр разместить где-нибудь на Рынке. Мок подошел к Хартнеру и медленно провел пальцем по синей змее старгородского рва.

— Это тот самый район? — спросил он.

— Да, именно эти территории присоединены в тринадцатом веке к городу.

— Территория внутри рва, так?