Шрифт:
Хочется убить его, размозжить чем-нибудь тяжелым череп, четвертовать, разорвать на кусочки, зажать мужские причиндалы в тиски и медленно сдавливать, слушая его вопли!
— Валера, возьмите деньги и не воображайте о себе слишком много, — старалась говорить спокойно, не выпуская на свободу стаю эмоций, бушующих внутри. — Я ведь могу покаяться, рассказать все мужу, вдруг он меня простит, — а про себя подумала, что, скорее всего, мне снова придется упасть с лестницы. — Уверена, Сергею совсем не понравится, что начальник службы безопасности его фирмы шантажирует и грязно домогается его жены. Вы не боитесь потерять свое место?!
Он пристально смотрел в мое лицо, но как будто глядел сквозь меня. Интересно, Довженко понял, что я пыталась ему донести?..
— Вот, возьмите. Но это последняя сумма и последняя наша встреча. — Достала из сумки увесистый сверток и протянула Валере.
Губы Довженко презрительно скривились, словно я ему взятку предлагала, а не отдавала деньги, которые он вымогает с помощью шантажа. Однако, конверт взял, вытащил оттуда деньги и небрежно бросил их на диван. Они рассыпались веером по белоснежному белью, а Довженко медленно, гипнотизируя горящим взглядом, начал приближаться. Отступила на несколько шагов назад, а потом вспомнила, что я больше не жертва и остановилась. Ожидала увидеть злость в глазах. Нет, ошиблась, мужское лицо казалось спокойным… даже равнодушным. А вот глаза… там адский кострище полыхал.
— Раздевайся, — последовал еще один, прошедшийся током по хребту, тихий хриплый приказ.
— Да пошел ты!
Мужские руки поднялись. Невольно зажмурила глаза и отшатнулась. Показалось, что Валера меня ударит. Нет… Послышался треск рвущейся материи. Ещё одна блузка разодрана в клочья. Стараясь не быть жертвой, попыталась отвесить ему пощечину. Перехватил руку, с силой сжал моё тонкое запястье, чувствительно, но не больно. Языки адского кострища в серых глазах начали лизать мои губы. От возмущения стало не хватать кислорода, дыхание с хрипом вырывалось из легких. Черт, да Валера наслаждается всем этим! Его, наверное, заводит мое сопротивление — вон какой бугор в штанах образовался, вон какие волны зверской похоти от него хлещут! Любая почувствует, каждая отреагирует! Довженко обнял, точнее, схватил меня своими ручищами, приподнял мое тело над полом, протащил несколько шагов, бросил на разложенный диван и сразу же навалился сверху. Я в эпицентре пекла. Пуговица на брюках отлетела куда-то, безжалостно оторванная сильными пальцами. Мужские руки принялись стаскивать брюки с моих ног. Сколько же в нем силищи! Конечно — он ведь бывший мент, точнее, полицейский. Но я не буду больше жертвой. Изловчилась, ударила Довженко кулаком по лицу, совсем не по-женски, крепко так припечатала. И в ответ получила пощёчину. Не сильную, но она отбила желание сопротивляться дальше… Впрочем, меня еще не так били, кровью харкала. Хорошо, что Митька этого не видел.
— Если я сказал, раздевайся, нужно быстро всё с себя скидывать, а не показывать свой норов. Попробуешь укусить — кости переломаю.
Солоноватые капли покатились по щекам… Конечно, Довженко не остановили мои слезы, он попросту не обратил на них внимание. Ну, хоть рвать одежду перестал. Неторопливо, словно наслаждаясь моментом и моей доступностью, избавился от моего бюстгальтера и стащил вниз трусики. Вверх мужские руки поднялись, жадно скользя по моему телу, обхватили груди, зажав соски между большими и указательными пальцами. Очень чувственно… Вовремя прикусила губы, успев сдержать рвущийся из губ всхлип кайфующей жертвы. Я полностью обнаженная перед ним, но совсем не пытаюсь прикрыться. Мне все равно, абсолютно все равно. Пусть смотрит! Раз уж насилия избежать не получится, физически мне никак не справиться с этим боровом, значит, надо минимизировать его последствия, притворяясь безвольной куклой или бесчувственным бревном. Может, у хищника пропадет интерес к полумертвой жертве?
Послышался звук расстегиваемой молнии, ремень упал на пол, звонко бухнувшись о ламинат металлической бляшкой. Как давно не белили потолок в этой квартире… Все-таки вздрогнула, когда мужские руки коснулись моих ног, раздвигая. Невольно глянула на Довженко. Первое, что бросилось в глаза, это шрамы, несколько больших белесых шрамов у него на теле. Когда-то давно ему, видимо, здорово досталось… А тело у Валеры красивое, даже более чем. Широкие плечи, мускулы, мощные руки, плоский живот, ни жиринки. Нет! Потолок… давно не беленный потолок с трещинкой, идущей от трубы отопления.
Хмыкнул. Скотина!
— Ахм! — не смогла сдержать вскрик, когда его голова оказалась между моих ног, когда губы впились в мою… влажную плоть и принялись опытно вылизывать. Язык настойчиво затеребил клитор.
Нет, нет, мне не нравится! Не может это нравиться! И я не должна быть влажной, хотя, судя по плавному скольжению губ Довженко, с меня порядочно натекло смазки. Попыталась сжать ноги. Абсолютно безрезультатно, даже пошевелиться не смогла, зафиксировал намертво своими ручищами. Лишь на миг оторвал голову, опалив серой сталью своих глаз. И снова язык раздвинул пропитанные любовным соком губки, задевая клитор, и стал чертить на нем какие-то замысловатые фигуры. Нет! Потолок! Потолок… какой же тут необыкновенный, черт возьми, пожалуй, даже красивый потолок! Это не трещинка от трубы отопления, а прорывающийся через белое полотнище росток прекрасного цветка… Еще одна судорожная попытка сдвинуть ноги ни к чему не привела. Знающие губы, язык всё так же умело терзали мою плоть. Просто невыносимо… невыносимо… Прекрасно!..
— О-о-о! — эротично завывал кто-то в комнате. Конечно, не я!
Я бесстрастна!!
— О-о-о! — любовалась потолком.
Мужская голова продолжала и продолжала меня мучить, бить наслаждением в самом эпицентре моей женственности. Никогда ничего подобного ни с кем не испытывала! Хотя у меня было всего ничего любовников. Более того, я всегда считала себя равнодушной к оральным ласкам, а Сереже они нравились только в свою сторону. Он постоянно раньше настаивал на минете, а вот ответные движения считал ниже своего достоинства.
О, боже… оказывается, в опытных губах это очень чувственное удовольствие… Губы прикусила так, что даже почувствовала вкус крови. Внизу живота стремительно нарастала волна, теплая горячая волна, которая грозила смыть до основания последние шаткие оковы моего самообладания. Пальцы судорожно сжали похрустывающие бумажки. Деньги. Ха-а-а. Как смешно!
— О-о-о.
Никаких оков, никакого самообладания! Завыла, забилась, задергалась… Оргазм! Черт, я испытала с этим ублюдком оргазм! Да еще какой! Но даже сейчас Валера не отпустил, продолжая бить током поцелуев по моему ставшему сейчас сверхчувствительным телу, продлевая волны наслаждения, делая удовольствие мучительно прекрасным. В его руках я безвольная кукла, получившая свою дозу кайфа.