Обмякла на диване. Довженко стремительно переместился. Большое сильное тело легло на меня сверху, руки раздвинули все еще подрагивающие после оргазма ноги. Отталкивать, корчить из себя недотрогу сил не осталось. Да и он бы не позволил. Мужские глаза близко-близко, серые, с жёлтыми крапинками, обрамленные густыми черными ресницами — красивые. Сейчас они совсем не такие, как в первый наш секс или в начале сегодняшней встречи, вместо равнодушия и злости мне теперь виделось любование или даже больше… Нежность — от насильника и шантажиста?! Забавно. На этот раз Валера входит в меня медленно и осторожно, все так же пристально всматриваясь в мое лицо. Зря. Я кукла, ничего не чувствующая кукла в руках солдафона. Потолок… какой ужасный здесь потолок! Его уже давно следовало бы побелить. Резкий глубокий удар. Придушила в зародыше свой вскрик. А Довженко опять протаранил меня глубоким, чуть ли не до матки достающим толчком. Я долго не смогу быть равнодушной. И, видимо, боясь показать свою шлюшную натуру, зачем-то попыталась оттолкнуть Валеру. Он перехватил мои руки, поднял вверх и, удерживая их над головой, снова двинулся глубоко внутрь лона. Его массивное тело давит, лишая воздуха и сил сопротивляться, а может, все дело в этих бьющих в средоточие моей женственности толчках. Желая вдохнуть хоть маленький глоточек кислорода, запрокинула голову, в шею тут же впились Валерины губы. О, что это за пытка — ритмичные, простреливающие всю тебя удары в глубину и поцелуи в беззащитную шею! Наши пальцы переплелись, до боли друг друга сжимая. Мощное тело без устали вминало, вбивало мои бедра в диванную обивку. На покрытую испариной кожу прилипли купюры. Какая ирония судьбы — меня трахают на моих же деньгах. Только мне не до смеха, совсем не до смеха. Всё тело застыло в ожидании разрядки, дышать я уже давно позабыла как… На белой поверхности потолка стали расцветать райские цветы… Толчки такие интенсивные, что я, кажется, сейчас взлечу к этому потолку!

— У-у-у, у-у-у!!!

Тело прострелила острая вспышка удовольствия, такая яркая, что кажется — меня парализовало, я ослепла, оглохла, стала одновременно невесомой, как перышко, и грузной, как мешок с песком. Довженко подхватил оргазм, сотрясающий моё тело, захрипел в ухо, сдавил мои тонкие пальчики так, что хрустнули кости. Внутрь потекла сперма, опаляя жарким потоком пылающее от оргазма женское естество.

На несколько секунд Валера застыл, а потом откатился в сторону… Дышим тяжело, хрипло. Вместе. А мне вдруг захотелось ласки… Настоящей мужской ласки, чтобы этот большой, опасный, сильный мужчина, обнял, погладил плечи, поцеловал нежно и сказал: «Спасибо, моя хорошая, это было великолепно». Господи, я ненормальная, прирожденная жертва. В моей жизни было так мало мужской нежности, что я готова ее искать в первом встречном.

— Можешь идти, — раздался глухой, равнодушный голос. Довженко лежал на спине с закрытыми глазами и даже не смотрел в мою сторону.

Захотелось смеяться, смеяться над собой и своими непонятно откуда взявшимися желаниями. Дура, захотела нежности от шакала!

Встала с постели, подняла валяющийся около дивана бюстгальтер. Куда же трусики подевались?!

— Надеюсь, ты защищена от нежелательной беременности, — все так же не открывая глаз спросил Довженко.

А во мне вдруг проснулась стерва.

— Сережа хочет второго ребенка, — с какой-то долей непонятного злорадства сказала я и внимательно посмотрела на бесстыдно развалившегося на диване обнаженного мужчину.

Почему даже начальник службы безопасности не заботится о своей половой защищенности?

Мужские веки открылись, опалили меня взглядом серых глаз, в которых плескалось какое-то непонятное чувство… Недовольство? Нет, не пойму.

Неспешно натянула на себя нашедшиеся на полу трусики.

— Не переживай, в тайне от него я принимаю противозачаточные таблетки…

Мужские глаза стали пустыми и холодными, будто я разочаровала его своим ответом.

— Стерва… — безлико прошептал Довженко.

Видимо, он думает обо мне очень плохо… На что безусловно есть весомые причины, в его глазах я изменяю и обманываю мужа. Пусть, мне все равно, лучше казаться стервозиной, чем выдать свою натуру жертвы.

Медленно стала собирать остальную разбросанную по комнате одежду. Оторвала приставшие к коже купюры довольно высокого достоинства и небрежно бросила их на пол, пусть Довженко поползает слизняком, их подбирая. Хорошо на брюках молния цела, а то неизвестно, как бы домой пошла. Блузка не подлежала восстановлению, оставлю шакалу в качестве трофея. Шубка? Кажется, я ее в коридоре оставила. Сумочка. Едва не забыла. А ведь это самое важное!

— Не надевай больше трусиков, когда идешь ко мне, — раздался спокойный голос.

Довженко, все также вытянувшись во весь рост, лежал на спине, совершенно не стыдясь своего обнажения.

— Валера, это была наша последняя встреча, больше платить я не намерена. — Постаралась говорить твердо. — Можешь рассказывать все Сергею. Если я буду постоянно снимать со своего счета такие большие суммы денег, он все равно узнает. Поэтому на всякий случай мой тебе совет — подыскивай себе новое место работы.

— Я позвоню с дальнейшими инструкциями, — совершенно невозмутимо продолжил Валера, снова опалая жидкой сталью своих глаз. Такое ощущение, что он меня совершенно не слышит.

Злость волной прокатилась по телу. Муж не воспринимает мои слова серьезно, и Довженко тоже предпочитает пропускать их мимо ушей. Почему для всех я — не умеющая думать красивая картинка?! Ничего, шакалы, мы ещё посмотрим, кто кого… Сумка с камерой стояла удачно, видео должно получиться отличное. И на нем видно, что я сопротивлялась, а он рвал на мне одежду. Надеюсь, мои оргазменные завывания можно будет истолковать как крики возмущения и боли. А после отчета частного детектива я придумаю, как лучше использовать запись наших любовных развлечений. Любовных? Ха. Если Валера выдаст меня мужу, я покажу ему эту запись… Помирать так с музыкой, потопив не только себя, но и человека, который возомнил себя великим дирижёром человеческих судеб.

Сергей меня ударил, снова ударил. После той злосчастной ночи, окончательно уверовав в свое превосходство, его раздражало даже малейшее сопротивление с моей стороны. А тут почти бунт.

Муж и за ужином был немного на взводе, ему казалось, что я излишне балую Митьку, а мне казалось — Сережа постоянно забывает, что сын еще маленький мальчик, и порой требует от него слишком многого.

После душа я сидела за туалетным столиком и неспешно втирала в кожу крем.