– Полезный завтрак, товарищ майор, – кинул на ходу Даниил.

– Это моя диета, секретный рецепт, – подхватил Евтушенко. – Для того чтоб сердце билось бодрее. Ты, кстати, не видел женщину на входе? Мне сейчас дежурный позвонил, сказал, что она пришла поговорить по поводу Черепанова.

Даниил покачал головой. Погруженный в свои мысли, он не обратил внимания на темноволосую с редкой проседью женщину, сидевшую на скамейке у входа, прямо напротив окошка оперативного дежурного.

Женщиной оказалась сорокадвухлетняя Марина Ивлева. Как она сама сказала, знакомая Толика Черепанова.

– Я как узнала об этом, так сразу к вам побежала, – говорила она, сидя в кабинете у Евтушенко и Некрасова. – Боже, аж руки трясутся…

Даниилу показалось, что руки у Ивлевой тряслись отнюдь не потому, что она испугалась. На вид женщина была пьющей вне меры, да и сквозь пелену дешевого парфюма пробивался запах вчерашней гулянки.

Вид пьющей женщины вызывал у Даниила куда большее отвращение, нежели вид пьющего, опустившегося мужика. Обобщая весь свой жизненный опыт, Даниил приходил к мысли, что женщина, с присущей ей тонкостью души, куда сильнее подвержена разрушающим факторам.

Ивлева стеклянными глазами смотрела на Даниила. Смотрела долго, так, будто хотела ответного взгляда. Даниил лишь на секунду вгляделся в ее лицо, заметил мелкую сосудистую сеточку, покрывавшую впалые щеки. Одна лишь мысль о том, что эта женщина тоже может желать и, хуже того, намекать на интимную близость, заставила его неприятно напрячься.

– В каких отношениях вы состояли с погибшим? – задал вопрос Евтушенко.

– Ну… мы виделись иногда. Проводили время вместе, – чуть замявшись, ответила Ивлева. – Когда он в городе бывал. Вне работы. На работе ему, конечно, пить нельзя было…

– То есть вы с ним выпивали, я правильно понял? – подхватил Даниил.

– Да. По поводу, разумеется.

– Каждая встреча – это новый повод, – усмехнулся Евтушенко. – Ну да ладно. Меня больше интересует, когда вы в последний раз виделись с Черепановым?

Ивлева призадумалась.

– В прошлый четверг…

Майор кивнул, а Даниил чуть склонил голову набок.

– Чуть больше недели назад, я правильно понял? – спросил Евтушенко.

– Ну да, – Ивлева чуть растерялась, ведь оба милиционера выглядели озадаченными. – Он… позвонил мне. Пришел повидаться. Сказал, что вернулся в город по особой надобности. А он ведь говорил мне, что уволился. Ругался много. Уж не знаю, что там у них случилось, на этом месторождении. Может, не заплатили они ему. Не знаю. Но ругался он много. И молчал. Ругался, а потом молчал. Странно себя вел.

– Так, давайте-ка по порядку, – выставив руку вперед, дабы прервать поток слов, сказал Даниил. – Ругался из-за того, что уволился? То есть был чем-то расстроен? Что-либо рассказывал об этом? Только конкретнее…

Ивлева закачала головой так, будто у нее начался приступ. Стеклянные глаза округлились, щеки медленно налились кровью, а на лбу выступила похмельная испарина.

– Да нет же. Ничего не рассказывал. Хотя… да, он говорил, что к этим жуликам больше не вернется никогда. Думаю, они его с зарплатой все-таки обманули. А еще он все повторял, что молчание – золото.

– Молчание – золото? – переспросил Даниил и приготовился сделать пометку в тетради.

– Да, – Ивлева вновь посмотрела на Даниила, перевела взгляд на пачку сигарет, лежавшую на столе. – А можно у вас попросить?

Евтушенко, улыбнувшись, придвинул пачку ближе к женщине и достал из кармана зажигалку.

– Спасибо, – сказала Ивлева и затянулась сигаретой.

– Думаю, нам стоит начать с самого начала, – с недовольной миной сказал Даниил. – Представьтесь.

Ивлева Марина Анисимовна, 1964 года рождения. Уроженка украинского Житомира. Переехала на Север в 1985-м, даже не представляя, что через пять лет город начнет скатываться в яму из-за закрытия большинства градообразующих предприятий. Впрочем, не одна Ивлева попалась в эту ловушку. Со второй половины 90-х город стал абсолютным рекордсменом по относительному сокращению численности населения.

Кто-то уезжал, кто-то оставался. Ивлева осталась. Большую часть времени работала продавцом в продуктовом. Какой-то период жизни (самый светлый, как предположил Даниил) она посвятила семье. Муж, ребенок. Затем развод, ребенок остался с отцом. О том, в какой момент жизни появилась всепоглощающая тоска и бутылка водки, Ивлева не сказала. Да и к делу это не имело никакого отношения.

– Как часто Черепанов навещал вас? – задал вопрос Даниил, делая пометку в тетради.

Беседу вел в основном он. Евтушенко в какой-то момент почувствовал неприязнь, возникшую у коллеги в отношении Ивлевой. Потому и молчал, дабы в подходящее время использовать подходящие слова.

– Раньше так получалось, что раз в два месяца. Как приезжал, денек-другой в городе был, и когда обратно уезжал, к себе домой. Вахтовиков обычно на перевалочном пункте селят, но в город выйти не запрещено.

– Вы сказали, так получалось раньше.

– Ну да. В последнее время он редким гостем стал. Все говорил, что теперь сразу с месторождения на самолет везут. Хотя я знала, что все это брехня. Но мужика ведь силком не затащишь. Да и гордость, знаете ли…

– Но в прошлый четверг Черепанов, все же, объявился, так?