В течение следующего часа мы были поглощены изучением трех пачек газетных вырезок и огромного количества фотографий, на которых был изображен он и только он, Анджело Перуцци, и я исправно издавал все надлежащие восклицания и выражал знаки глубокого восхищения. Перуцци проглотил мою наживку. Заодно заглотал и леску, и крючок и грузило.

В конце этого занятия он был настолько опьянен своим величием, что предложил мне:

– Поработай у меня хотя бы один месяц. После этого, если тебе не понравится, мы расстанемся по-хорошему. Что ты на это скажешь?

Я ждал этого. Это было то, на что я надеялся, чего хотел, но для правдоподобия немного поломался.

– Я не знаю, - сказал я горящему от нетерпения Перуцци.
– У меня ещё есть обязательства перед другими клиентами.

– Когда ты будешь знать? Когда ты сможешь освободиться?

– Не раньше конца следующей недели.

– Хорошо! Очень, очень хорошо.
– Он подбежал к шкафу с одеждой в другом конце комнаты, отодвинул в сторону несколько костюмов и стал суетливо набирать шифр в стенном сейфе. Когда он вынырнул из-под одежды, в кулаке его была зажата целая пачка зеленых хрустящих банкнот. Он протянул их мне.

– Возьми, - умоляюще произнес он, - и в конце следующей недели ты мой.

Я взял деньги, но этот чудак не все знал. Я никогда не буду принадлежать ему. Он попался на мою удочку. Его, вероятно, хватил бы удар, если бы он узнал, что я согласился на его предложение только потому, что оно давало мне возможность околачиваться вокруг его дома и быть в курсе его дел. Я хотел доказать самому себе, что он ничего не знал о похищении Грейс.

Я заикнулся насчет расписки, но он не дал мне договорить.

– Мне не нужна расписка, - рассмеялся он.
– Мы понимаем друг друга. Когда мы вернулись в гостиную, Грейс и Лола присоединились к нам.

Перуцци был так возбужден тем, что, как он думал, заполучил такого "парня", что едва мог сдерживать себя. Ему не терпелось рассказать об этом девушкам. Грейс посмотрела на меня долгим изучающим взглядом, но ничего не сказала.

– Я думаю, это просто замечательно, - сказала Лола с тем же выражением в глазах, которое я заметил раньше.

– Если ты взяла на неделю отпуск в больнице, - обратился я к Лоле, помня о пустой квартире наверху, принадлежащей Нэн и Дэррис, - не могла бы ты сегодня переночевать вместе с Рени? Мне нужно будет уйти и я бы чувствовал себя спокойнее, если бы она была не одна. Ты не возражаешь, Анджело?

– Я не против, - с готовностью согласился он.

Итак, мы договорились, что Лола приедет позже, на своей машине. Спустя некоторое время, с трудом преодолев возражения Перуцци - мне даже показалось, что он не отпустит нас совсем, - мы уехали. Всю первую половину пути Грейс молчала.

– Ты и вправду произвел впечатление на Анджело, - наконец сухо заметила она.
– Мне редко доводилось видеть кого-нибудь таким взволнованным.

– Может быть он не так прост, как кажется, - ответил я.
– Я думаю, он притворяется. Я сунул ей в руку пачку банкнот, которые мне дал Перуцци.

– Я сыграл свою роль. И я ещё не понял, хочет ли он меня купить или хочет держать поближе к себе на тот случай, если мне будет известно слишком много.

– О?
– Это было все, что она сказала, глаза её были широко раскрыты.

– А что еще?
– Я вспомнил две стены из сплошного стекла в спальне. Ему так же нужен телохранитель, как мне дырка в голове. И ты помнишь, как быстро он согласился, чтобы Лола осталась с тобой сегодня?

– Я заметила. Но зачем ты пригласил её, Джерри? Я буду в безопасности с тобой.

– Я думал, ты поняла. Меня не будет сегодня ночью.

– Почему?
– спросила она довольно подозрительным тоном.

– Дела.

– Это правда, Джерри?

– Я в этом так же уверен, как и в том, что Эл больше никогда не дотронется до тебя. И выбрось это из головы, хорошо? Ты начинаешь вести себя, как будто ты моя жена.

Мы проехали ещё немного, затем она снова заговорила:

– Ты всегда дерешься так грубо и жестоко, Джерри?

Она приподнялась и тесно прижалась ко мне.
– И твой дикий, нечеловеческий смех.
– Она помолчала, потом слегка поежилась, не отнимая ладонь от моей руки.
– Когда ты во второй раз засмеялся, избивая Эла, я видела, что Лола побледнела как смерть.

– Я только хотел победить, киска. Каждый раз, когда я имею дело с мерзавцами, кому-то становится больно. Те шутники, которые пишут всякий вздор о настоящем спорте и честной игре, лишают проигрывающего возможности драться в полную силу. Поэтому я никогда не интересовался спортом. Какой смысл в соревновании, если ты не можешь использовать все, на что ты способен, чтобы победить. Я предпочел уйти. Так проще.

– Ты очень прямолинейный, да, Джерри?

– Прямолинейный?
– Я не понял её.
– Как это - прямолинейный?