Шрифт:
— Если ты там застрянешь, старик, я не буду помогать тебе выбираться, — говорю я, отгрызая кусок яблока и прислоняясь к колесу выше моего плеча.
— Вообще-то, тебя заделали именно на тот случай, чтобы на старости лет ты позаботился обо мне. — Отец и не думает вылезать из-под трактора, плюс в меня летит какой-то инструмент, который я ловлю одной рукой.
Я подталкиваю папино колено ногой, он двигается. Я устраиваюсь рядом и, сразу выявив проблему, тянусь за нужным инструментом.
— Здесь ослаб болт, из-за этого сгорело сцепление. Нужно менять. — Придется попотеть, чтоб скрутить сломанную гайку, это полная жопа.
— Какое счастье, что ты здесь, — я слышу улыбку в его голосе.
Я ненавижу сваливать из родного дома, но просто не в состоянии находиться рядом с Либби. Это жестоко – испытывать физическую боль от ее близости и недоступности. Все равно, что поставить перед алкоголиком бутылку виски столетней выдержки и запретить прикасаться. Он продержится ровно до того момента, как в приступе перевернет стол и разрушит к чертям все вокруг.
— Как только ты говоришь, что нужна помощь – я весь твой. — Я, наконец, откручиваю упрямую гайку и вылезаю наружу, чтобы осмотреть сцепление с другого ракурса.
—А еще я сказал, что мне нужно поговорить с тобой. — Отец также вслед за мной выбирается из-под трактора и встает.
Он протягивает мне руку, помогая подняться, после чего я забираюсь в трактор. Пытаюсь пропустить последнюю фразу, потому что уверен, мне не понравится то, что он хочет сообщить.
— Ты пытался разобрать эту штуку, или получил свинца в ногу? — Тщетно стараюсь перевести тему, но он не поддается.
— Знаешь, Кэрол расстраивается, что ты больше не появляешься здесь. — Отец ждет, когда я посмотрю на него, и я вижу искренность в его глазах. — Послушай, Джаспер, я знаю, что ты часто в разъездах по работе, но ее не настолько много, и она не так далеко, чтобы мы не могли видеться неделями.
— Пап, я знаю. Честно, мне жаль, — я пытаюсь продолжить, но он прерывает меня:
— Сынок, ты живешь в городе по соседству, и это меньше двадцати минут езды от нас. Ты проделал отличную работу, встав на ноги и обретя независимость. Я не могу винить тебя в том, что ты стал самостоятельным. Я растил тебя мужчиной, и именно это должен делать настоящий мужчина. — Папа протягивает руку и крепко сжимает мое плечо, и внезапно я чувствую, что отцовское прикосновение меня расслабляет.
— Но при всем этом ты не должен забывать о маме и сестре, и насколько ты важен для всей семьи. Ты довольно шустро сбежал, но не слишком далеко. Признавайся, почему ты избегаешь родного дома, и не смей отрицать, что это не так. Мы все понимаем, что что-то изменилось. Ты хорошо зарабатываешь на жизнь своим делом, и сейчас самое время обсудить твое будущее, и как оно будет сказываться на нас.
Я отворачиваюсь и смотрю на послеполуденное солнце, позволяя лучам слегка ослепить меня. Я хочу, чтобы свет расфокусировал мое зрение, чтобы мне не пришлось видеть папиного лица. Если бы он мог читать мои мысли и желания, его разочарование было бы слишком велико. Я пару раз начинаю говорить, но останавливаюсь. Если я открою, что у меня на сердце, это лишь на мгновение облегчит мою вину. Это ничего не изменит и только все испортит, так что нет никакого долбаного смысла делиться этим.
— Пап,— говорю, вздохнув. Я не знаю, что сказать дальше, и пытаюсь выдумать причину, по которой избегаю своей семьи.
— Джаспер, мы обсуждали с Кэрол, что могло бы быть наилучшим для тебя и... — Его слова были заглушены звуком подъезжающего грузовика. Обернувшись, мы видим, что это Джон Бишоп. И он выглядит разъяренным.
— Вот дерьмо. Немного времени понадобилось, — пробормотал я, спрыгивая с трактора.
— Что такого ты натворил? — интересуется отец, пока мы направляемся в сторону грузовика.
— Да ничего особенно. Разбил морду его сынуле.
— Ты сломал ему нос! — выплевывает вместо приветствия мистер Бишоп, и отец шагает вперед, прикрывая меня собой.
— Вашему мальцу не следует лапать мою сестру, — отрезаю я, скрещивая руки на груди.— И мне ни разу не жаль, что я сломал ему нос. Жаль, что Либби не научилась объяснять людям, что ее нельзя трогать.
Мой отец переводит взгляд с одного на другого: решительный я и пожилой человек с раскрасневшимся лицом и путающимися словами.
— Он не начинал… она сама. Они же встречаются, — выдает, наконец, мистер Бишоп, и во мне вспыхивает ярость.
Либби ни о чем подобном не упоминала, да и когда ей было делать это, я не дал ей ни единого шанса. Был слишком занят тем, что сам лапал ее и запугивал до полусмерти. Боже, ну я и придурок. Я открываю рот, чтоб извиниться, но отец опережает меня:
— Это не так, Джон. И я был бы благодарен, если ты сообщишь об этом своему сыну. Ничего личного, но моя дочь ясно дала понять, что в данный момент она ни с кем не встречается.