– Ванек – это что имя такое или фамилия? Он что, у нас жить будет?

– Да нет же! Какой ты несовременный! Они все там Ваньки, так группа называется.

– Гитарная, что ли, группа?

– Ну да! Они и на гитарах тоже… Живопись тоже. Этот и стихи тоже… импровизирует.

– А этого-то как зовут?

– Не знаю! Ему до поезда надо перекантоваться. В Питер ночью отъезжают.

Охламон с добродушной улыбкой слушал эту дискуссию, ничем ей не помогая и не мешая. Лицо у него было отрешенное. Он порядочно уже выпил Диминого вина и теперь покуривал самокруточную цигарку, странный сизый дым от которой резал Диме горло.

Яна гостеприимно предложила Ваньку остаться ночевать, но надо отдать ей должное – в постель она его не тянула, семейное ложе разделить не предлагала. Хотя иногда, правда не в этот раз, в порядке скабрезного юмора предлагала Диме попробовать групповой секс. И, видя гримасу на лице мужа, громко и заливисто смеялась, говоря, что это такая шутка, прикол, и такой, мол, у нее юмор.

Среди ночи подвалили и еще Ваньки, общим числом человек семь, бойкие, возбужденные и пьяненькие.

Ваньки, в ответ на гостеприимство Яны, легкомысленно плюнувшие на возвращение в Питер, принесли водки, Яна достала закуску. После ужина расслабившиеся Ваньки достали пару гитар, один из них схватил две ложки и стал стучать по кожаному стулу, изображая ритм-секцию. Ребята грянули сперва битлов, а потом какую-то свою муру. Яна возбудилась и, надев мини-юбку, вскочила на стол и стала вертеть своим худым задом так, что у компании отвисли челюсти. Дима явственно увидел, как маска безумия вынырнула откуда-то из-под прически и быстротечно, на несколько мгновений, укрыла ее лицо.

Побежали еще за водкой, едва ее нашли, разбудив соседей. Вечер продолжился до утра. В общем, повеселились.

Позднее Дима случайно обнаружил, что Яна, помимо рок-музыки, поэзии и парковой живописи на асфальте, увлеклась мотоциклетным спортом. Как-то она пришла домой в черной кожаной косухе, кожаных же брюках и грубых ботинках на резиновом ходу. Он не обратил на это особого внимания. «Мода, что ли, побрела в эту сторону?» – подумал он. Однако спустя несколько дней, возвращаясь вечером с работы, он увидел, как жена подъезжает к подъезду на ревущем харлее. При этом она обнимала за талию бородатого водителя.

«Опять борода», – подумал Дима.

– Как тебе аппарат? – весело сказала Яна мужу, соскочив с сидения с ловкостью профессионального жокея. – Познакомься, это – Коля.

– Дмитрий Александрович, – сказал Дима, взмахнув рукой.

– Приятно, – прохрипел закуривший Коля.

– Здорово, правда? – защебетала Яна – Коля у нас работает в офисе. Подвез меня с работы. Давай мы тоже такой купим, а?

«Интересно знать, заразна ли шизофрения?» – подумал Дима, а вслух спросил: – Тебе не холодно?

Яна неожиданно прильнула к нему:

– Дим, ты не думай, я не такая… Ты такой добрый, Дим…

«Да, именно… я-то добрый, а с тобой-то что?..» – собрался было копать в глубину Дима, но вдруг почувствовал внутри головы вязкий удар, от которого он как будто наполовину уснул. В задурманенном мозгу неожиданно всплыла картина: он увидел, что перед ним расположился длинный ряд Яниных увлечений – мужики, которые все ему кого-то напоминали. Тут были и сумасшедшие Ваньки, и мотоциклисты, и какие-то уличные пьяницы, телевизионные «звезды», ну, словом, всякий сброд. Все они, как черные мешочники на платформе в ожидании эшелона, стояли, вытянувшись в одну живую шеренгу на солнцепеке до самого горизонта. Стояли они расслабленно, переминались с ноги на ногу, курили и неслышно переговаривались. Золотистое знойное марево расползалось с неба и постепенно заливало эту картину, а темные фигуры в мареве истончались и пропадали.

– Ну, ладно, не журись, пошли домой, – сказал Дима жене, когда через минуту сон его отпустил, а картинка в глазах опять стала отображать реальную действительность.

Харлей пустил сизую, пахучую струю газа и рванул восвояси. Долго еще Димину голову будоражил его фирменный рев.

Яна обладала замечательным умом: быстрым, решительным и дерзким. Ни на секунду не мог этот ум остановиться и прекратить размышлять. Как теперь понятно, это относилось к светлому периоду. Частенько она задумывалась и о своем неустроенном, как ей чудилось, материальном положении. Очень быстро она сообразила, что Дима занимает положение в компании, которое позволяет ему «зарабатывать» гораздо больше. Подзуживаемая мамой, она решительно потребовала от мужа более дерзких действий на ниве его бизнеса. Ну и правду сказать, жили они пока на съемной квартире, а кое-кто уже построился на Рублевке. По Москве вовсю шуршали джипы, а Дима донашивал свою красавицу-итальянку.

– Вообще, зачем ты этой химией занимаешься, – ядовито спрашивала Яна, – когда все деньги в банках? Иди в банк работать или свой организуй!

– Легко сказать – организуй! – отвечал Дима и видел, что глаз у жены затуманивается и смотрит он куда-то вдаль, где, возможно, и виделся ей образ искомого банка.

– Ну, хотя бы квартиру мы можем свою купить? Или по углам будем ютиться?

– Квартиру, конечно, можно будет подумать, – соглашался Дима, но действий никаких не предпринимал. Дело в том, что они жили в пятикомнатной квартире в отличном районе возле Патриарших прудов, которую помог снять Димин отец у уехавшего на долгий срок дипломата.

Уверившись, что с психическим здоровьем у жены порядок не идеальный, Дима стал пытливее вглядываться в другие черты ее характера. Он с удивлением обнаружил, что зуд приобретательства целиком охватывал Яну, как только у нее заводились свободные деньги. Казалось, они жгли ей карман и руки. Такое стремление немедленно тратить деньги у нее удивительным образом сочеталось с неразумной и даже болезненной скупостью. Алчно горели ее глаза, когда они принимала от мужа зарплату, но еще горячее они пылали, когда она выторговывала на рынке несколько копеек.