Слезы хлынули из глаз, попадая на открытые раны, которые сразу дали о себе знать, противно пощипывая. Сильно вздрогнув, я ощутила на своих руках чью-то ладонь и попыталась повернуть голову, оттого что на шее был гипс, сделать это оказалось сложнее. Боль, что простреливала все тело, была невыносима.

Стас сидел рядом на стуле и, положив голову на кровать, спал. Он руками держал мою перебинтованную ладонь и был таким разбитым и уставшими, под глазами залегли синяки, а подбородок был заросший. Я попыталась предположить, как долго уже нахожусь здесь. От мыслительного процесса и переживаниях о семье, мое сознание начало ускользать, я пыталась держаться, не закрывать глаза. Боялась, что это последний раз, когда я вижу своего любимого мужчину.

Кое-как высвободив свою ладонь, кончиками пальцев коснулась его щетины, заставив его вздрогнуть. Не сразу поняв, в чем дело, он проморгался, пытаясь сообразить, что его разбудило. Я еще раз коснулась его, заставив посмотреть на меня обескураженным взглядом.

— Лера, — тихо произнес он, а в глубине его зеленых глаз промелькнула радость и, несмотря на это, по щеке скатилась слеза. Выдохнув, он поднялся на ноги и склонился надо мной, поцеловав сухими губами.

— П-пить, — мне жутко хотелось пить, внутри, кажется, самая настоящая пустыня Сахара, что требовала влаги.

— Да-да сейчас, — он взял стакан, заранее наполненный водой, и с трубочкой поднес к моим губам, давая живительную влагу. — Ты очнулась, маленькая моя. Погоди, надо позвать врача.

На глазах снова появилась влага, а сердце больно сжалось вдобавок и так болевшему телу. Он вышел из палаты, оставив меня одну наедине с мыслями. В горле снова пересохло, я не могла говорить, а так хотелось, столько вопросов крутилось в голове и на все хотелось знать ответы. Закрыв глаза на какое-то время, я начала снова прокручивать случившееся. Я до конца не верила, что со мной такое могло когда-то произойти. Не в силах пошевелиться, я ждала возвращения любимого, но вместо него в палату зашел врач и медсестра. Врач осматривал меня, старательно что-то записывая и серьезно хмуря брови. Задавал вопросы о состоянии здоровья, только я не смогла на многие ответить из-за жуткой боли. Постепенно меня начало клонить в сон, а в голове крутилась единственная мысль, что мне хотелось увидеть Стаса и Славу больше всего на свете.

В следующий раз, когда я открыла глаза, в палате были родители. Отец стоял у окна сложа руки на груди и постарев на пару лет. Лицо его было осунувшимся и до боли уставшее. Мама, сидела на кресле и не отпускала моей руки, горько проливая слезы. Увидев, что я проснулась, заплакала еще больше, причитая, как она рада, что я осталась жива. Она заверила меня, что со Славой все хорошо и живут они у Стаса. Дочке сказали, что я в длительной командировке и не смогла ее предупредить о срочном отъезде. Посоветовали лежать и набираться сил, главное, не о чем не волноваться, врач запретил лишние переживания. В случае непослушания тонко намекнули, что придется задержаться в больничных стенах на более долгий срок. Уяснив информацию, прикрыла веки и уснула.

Поздней ночью медленно открыла веки, обнаружив палату в полутьме. Стаса увидела у окна, он спал, полулежа в кресле, ноги закинул на кофейный столик. Я не хотела его будит, но организм требовал пить, а сама дотянуться до воды я была не в силах физически, к тому же мешали трубки и провода, прикрепленные ко мне.

— Стас, — слабым еле слышным голосом позвала, заставив его вздрогнуть. Увидев, что я снова проснулась, он подошел ко мне и присел на стул рядом, взяв мою ладонь в свои сильные руки, поцеловал.

— Ты как себя чувствуешь? — он улыбнулся, только глаза его были грустные.

— Пить хочу, — он встал и, взяв стакан с водой, поднес к моим губам, позволяя делать только маленькие глотки.

— Как долго я уже здесь? — слегка прикрыв веки, я ждала ответ, которого долго не было.

— Два месяца. Ты очень долго была без сознания и здорово заставила нас всех понервничать. У тебя серьезная травма головы и перелом руки, но главное, что все позади. Ты пришла в себя, это важнее всего. Ты очень сильно напугала меня, девочка моя… — прошептал он, покрывая поцелуями мою ладонь, заставляя сердце сжаться. — Я места себе не находил, переживал за тебя, за дочь. Я будто выпал из реальности на это время, отцу пришлось вернуться в компанию, у меня просто нет ни сил, ни желания что-либо делать. Единственное мое желание — это ты. Живая и здоровая. Мне страшно… — несколько скупых мужских слез упало на мою ладонь, затем он стал и поцеловал меня в губы. Его взгляд любящий и родной, проникновенно заглядывающий в самую душу, вызвал новые слезы. — Тише, малыш, тебе нельзя волноваться, — легкими поцелуями коснулся моих глаз, стирая слезы.

— Со мной что-то не так? Я не смогу ходить? Как же так? Почему? — горькие слезы лились из моих глаз.

— Нет-нет, что ты. Ты будешь ходить, — нервно произнес он, наблюдая за моим состоянием. — Просто оказалось, что после нашей первой ночи есть последствия. Приятные последствия и именно поэтому тебе нельзя нервничать, чтобы сохранить нашего малыша.

Я не могла сдержать слез, разница лишь в том, что горькие сменились на сладкие. Улыбнулась и положила ладонь на живот, слегка его поглаживая. Надо же, уже почти три месяца, как внутри меня живет маленькая кроха, а я ничего не почувствовала. Да, бывала тошнота, но все проходила благодаря уколам. Боже, уколы?

— Стас, — я нервно сжала его ладонь, внимательно следя затем, чтобы он не отвел взгляд. — Уколы? Для малыша они вредны…

— Нет, эти уколы не навредят нашему малышу, не переживай. — он взял мою ладонь в свою и положил на мой живот нежно поглаживая. — К тому же большую часть времени ты была без обезболивающих.

— Спасибо, — тихо поблагодарила его и провались в сон со счастливой улыбкой на лице.

27

СТАС

День, когда Лера открыла глаза, стал для меня вторым днем рождением. Я вглядывался в ее лицо не верящим взглядом, а сердце запускало праздничный фейерверк только от мысли, что она справилась, смогла выкарабкаться.