Мне понравилось, как звучит — волонтерская деятельность. Значительно. Другого предлога не пускать чужих мужчин в свою квартиру я не успела выдумать. Мужчина согласился, и мы условились встретиться в соседнем районе, в кафе, которое смотрело окнами на заснеженный парк. До встречи было ещё порядком времени, и я не спеша приняла душ. К тому времени, как я вышла из ванной, в квартире уже пахло кофе, а на сковороде шкворчала яичница, единственное блюдо, которое мой гость умел готовить. Я завтракала, затем сушила волосы и не знала, как сообщить ему о предстоящей встрече. Затем решила просто умолчать — весьма по-женски.

— Быть может, сходим погуляем? — невинно поинтересовалась я. А в голове все вертелось Ваня, Ваня…ну какой же он Ваня?

— Да, конечно, — рассеянно ответил он. Мысли его витали где-то далеко, быть может, пытались связать воедино обрывки воспоминаний?

Мы вышли из подъезда почти порознь. Мне казалось, из каждого окна на меня смотрят осуждающе. Я жила в этом доме уже пять лет, и все пять лет соседи регулярно видели меня с Аликом. А недавно вот имели возможность лицезреть его в подъезде без ботинок, а теперь я с…Ваней иду. Я всегда преувеличивала мощь общественного мнения и всегда переживала, что же обо мне подумают люди.

Однако, отсчитывая шаги, уходя все дальше от своего дома, мы не заметно сближались. Это произошло неожиданно для меня самой — вот я иду в пару метров от него, а вот уже держу его руку в своей. Мы дошли до парка. Я обернулась — позади нас осталась ровная цепочка следов, мы первые, кто в этот выходной день посмел прийти и запятнать заснеженные пустые аллеи. Я села на холодную лавочку, найденыш рядом со мной. Дыхание вырывалось изо рта белыми облачками пара. Кафе, в котором мы должны были быть уже через несколько минут, было открыто и, судя по большим витринным окнам, совершенно пусто.

— Попьем кофе? — предложила я.

Он поднялся и подал мне руку. Сонный официант принёс нам меню, но мы оба заказали лишь кофе. Сидели друг напротив друга, грели озябшие руки о горячие чашки и молчали. Молчание не было комфортным — дома, наедине друг с другом мы наслаждались молчанием в такой же степени, как и общением. Сейчас же тишина висела над нами осязаемым, удушающим облаком. Но никто из нас не стремился нарушить её первым. Я посмотрела на часы — уже начало одиннадцатого, неведомый кузен моего найденыша уже должен появиться.

Минуты шли, кофе было выпито, официант с дальнего конца зала взирал на нас неодобрительно. Я сдалась и набрала номер мужчины, который мне так и не представился. Абонент временно недоступен. Недоступен он был и через пять, и через десять минут. Опаздывать на встречу на полчаса — это даже не дурной тон, это оскорбление. Вряд ли у моего найденыша такая невоспитанная родня. Я расплатилась, из жалости к официанту, проводившему в этом пустом зале целый тоскливый день, оставила хорошие чаевые. Мы вышли и снова пошли в парк по своим же, уже чуть заметенным снегом следам. Я наступала в следы найденыша, он — в мои.

— Давай ещё посидим, — попросил он. — Так хорошо здесь, словно в целом мире никого нет.

Мы сели на ту же лавку. Снег пошёл все сильнее, падал сплошной стеной, скрадывая очертания тёмных елей, приглушая звуки машин, доносящиеся с дороги. И в самом деле можно вообразить, что мы совсем одни. Я открыла рот — хотела признаться в том, что сделала. Что его фотографию видят сотни чужих людей, что сговорилась о встрече за его спиной. Но прежде чем я успела произнести эти слова, тишина взорвалась. На секунду я растерялась. Мне показалось, что взрыв произошёл внутри моей головы, и я поморгала, удивляясь, что ещё могу видеть. Затем в мои оглушенные уши ворвались звуки. А ещё через мгновение я оказалась на снегу, прижатая сверху найденышем. Сначала я слишком удивилась, чтобы протестовать, чтобы спросить, что происходит. А потом посмотрела на его щеку, на чуть пробившуюся темную щетину, ощутила на себе вес его тела и некстати подумала: «Господи, как же это здорово, просто лежать под ним!» — и засмеялась.

Он посмотрел на меня удивлённо. А затем дёрнул, вынуждая подняться.

— Побежали к елям. Стреляли из машины, их несколько, я не понял, из какой. Пригнись.

— Стреляли? — удивилась я.

Удивилась и замерла, как вкопанная. Он снова дёрнул меня, заставляя бежать, и я покорилась, мысленно готовя доводы, ведь он говорит абсурд, кто станет стрелять в нас утром воскресного дня! Я обычная неудачница, готовая вступить в средний возраст и уже присмотревшая для себя породу кота. В меня не за что стрелять, я никому не нужна. Мы пробежали несколько метров, вильнули в сторону и упали в снег за елью. Падающий беспрерывно снег мешал вглядываться. Когда я уже хотела возмутиться вслух, мимо нашего укрытия с топотом побежали двое мужчин.

— Они побежали по этой аллее, — крикнул один из них. — Пусть перекрывают выходы!

— Надо сматываться отсюда, — прозвучал жаркий шепот прямо в моё ухо, стало щекотно, я едва не хихикнула. Положительно, я схожу с ума.

Мы побежали прямо по сугробам между елей. Летом здесь была тропинка, протоптанная мальчишками к стадиону. Здесь же они тайком курили и пили пиво, это было их царство. Сейчас мороз погнал их в подъезды, а снег замел тропу. Меня дернули и потащили в сторону, но я запротестовала.