Велосипед, успевший отдохнуть, не хотел слушать хозяйской руки.

— Потерпи немножко, — попросила я, не расслышав за незабудками своего голоса. — Скоро выходной.

Все случилось донельзя внезапно. Я катила по Танькиной подъездной аллее, выкатилась на дорогу и хотела повернуть, но вдруг слетела цепь — не зря мой велик стонал и жаловался. Затормозить я не могла, все, что оставалось — визжать в предчувствии скорой кончины.

Падать я не люблю. Да и кто любит? И возможно, не упала бы, повизжала бы, да и остановилась как-нибудь. Но мужчина… он появился внезапно. Я только и успела увидеть светло-серую, почти белую футболку, русоволосую голову и — бах!

И как в съёмке замедленной. И мысль: главное — не сесть на раму. В двенадцать я села со всего маху. Незабываемо. Поэтому летела я и думала: «Только не на раму! Куда угодно, только не на раму!»

В кои-то веки Господь услышал мои молитвы: велосипед улетел в одну сторону, я в другую. В шиповник. И боюсь, вопли которые разнеслись по окрестностям, оставили незабудки без шансов. Падать в шиповник больно. Чертовски.

Я упала и провела мысленную инвентаризацию — руки на месте… Ноги тоже. Голова гудит, но наличествует. Царапины горят огнём. Рискнула открыть глаза. Господи! Падать в шиповник не только больно, но ещё и красиво! Зелёное кружево листьев над головой. В дырочках — небо. Голубое-голубое — глазам больно. И нежно розовые цветы, от аромата голова кругом. А вот не свалилась бы — ни за что не разглядела бы.

— Красиво! — сказала я.

Откуда-то со стороны раздался стон, и тут я вспомнила, что падала не одна.

— Вы живы?

Ответа нет. Может, я ему спину великом сломала? Это было бы совсем нехорошо. Я попыталась встать, но колючие ветки, которые до этого мирно висели надо мной, теперь не хотели выпускать, цепляясь за кожу десятками колючек. Успела разглядеть только белый кроссовок. Фирменный — видела такие весной в ТЦ: я на такие наберу, только если продам своих питомцев на чёрном рынке, и то не факт.

— Я вас спасу, — обещала я. — Вы только подождите, пока я выберусь.

В ответ — вполне различимый мат. Отлегло — живой, значит. Шорох, свет померк — сбитый мной господин встал и наверняка любовался на мои торчащие из-под куста ноги. Они у меня ничего, и шорты короткие, но мне… неуютно. Я заворочалась, пытаясь выбраться — снова колючки.

Меня крепко схватили за лодыжки — я пикнуть не успела. Хотя повод для возмущения был: ещё не знакомы, уже хватать. Но он просто вытянул меня за ноги на белый свет. Ноги спаситель выпустил, они с глухим стуком упали на асфальт. Я снова глаза открыла. Небо голубое, бесконечное. Ни одного облачка. Весна настала. Попа, которой волокли по асфальту, болела, но я, вдруг осознавшая, насколько мир прекрасен, улыбнулась.

— С вами все в порядке? — раздался голос сверху.

Я перевела взгляд и увидела ЕГО. Именно так — капсом. Он высокий, но не дылда. Лёгкая футболка очерчивает стройное, но очень даже сильное тело. Глаза карие, бархатные, и ресницы такие — любая девчонка бы за них убила. Я сразу же поняла, что хочу вот такого сына, с тёмными глазами и пушистыми ресницами — не меньше. От осознания того, что папа найден, словно камень с души. Я снова улыбнулась, как можно сексуальнее.

— Вам плохо? — участливо спросил спаситель.

— Мне очень хорошо, — честно ответила я.

Мне и правда хорошо было, подумаешь, синяки и царапины! Я увидела свет в окошке.

Я не подавала виду, насколько переживала. Ребёнка хотела всегда. Стас все просил отложить — молоды же. А перед самым разводом я попала в больницу с не серьёзными на первый взгляд проблемами по-женски. Там и выяснилось — если не рожу в ближайший год, то, наверное, не рожу вовсе.

Я выписалась на три дня раньше. В сумке пачка тестов, определяющих овуляцию. Собралась вопрос ребром ставить — ребёнок или развод! Конечно, сблефовала бы. Но оказалось — развод. Ибо если вот так резко падаешь, как снег на голову, то лучше предупреждать. Стас, который должен был быть на работе, развлекался дома с соседкой Светочкой. А я ей соль занимала! И сахар. И заварку. Света была на редкость забывчивой.

Было седьмое марта как раз. Замечательный подарок. Ни родные, ни сам Стас не верили, что я доведу развод до конца. Про моё скорое бесплодие я рассказала только Таньке — родители вынесли бы мне мозг. Они меня любили, пусть и несколько деспотично, и внуков хотели.

Я с трудом завязывала новые знакомства, поэтому мой взгляд обратился к бывшим, но: один растолстел, другой много пьёт — а я хочу здорового ребёнка, третий женат. Я хочу ребёнка, но не ценой измен. Чем сильнее отчаивалась, тем чаще думала о банке спермы, хотя сама идея вызывала во мне отторжение.

А теперь ОН! Идеальный!

— Вы женаты? — решилась поинтересоваться, памятуя о своих принципах.

Спаситель вздохнул. Наморщил идеальный лоб. И вдруг показал три пальца.

— Сколько видите?

— Три, — послушно ответила я.

— Я думаю, нужно вызвать скорую помощь.

— Зачем?

— Вы лежите на асфальте, улыбаетесь и явственно бредите.

Проклятье! И правда. В таком виде я его точно не соблазню. Сколько дней у меня до овуляции? Вдруг надо действовать очень решительно. Я, покряхтывая, поднялась, опираясь о идеальную руку, и занялась мысленными подсчётами. Выходило, что дней пять есть в запасе. Слава богу!