Увы, командование не слишком высоко ценило мнение Дитриха по таким вопросам. Он был хорошим, но всего лишь бойцом и не использовал в своем лексиконе такие слова, как «пиар» и «престиж». Зато отлично понимал, что означают «приказ» и «исполнить немедленно».

Дитрих ногой открыл железную дверь, ведущую в небольшую комнату со шкафчиком для бумаг и письменным столом — мебелью, оставшейся от старых владельцев. Единственное, что изменилось в ней с тех пор, — деревянное распятие на стене, повешенное колесничими.

Если кто-то в ордене и занимался бумагомарательством, то не те, кто собрался в этом здании. Поэтому комната пригодилась им впервые за все время — и, само собой, ее использовали не по предназначению.

Двое вооруженных братьев приветствовали Дитриха кивками. Хотя он формально и был их командиром, его это полностью устроило. У них не военная организация, и далеко не все братья служили в армии, чтобы по-военному отдавать честь. А Дитрих не принимал священный сан, чтобы перед ним склонялись, как перед пастором.

Хотя если бы вышестоящие в иерархии ордена сказали ему это сделать, он бы исполнил приказ в тот же час. Всё ради цели и ничего лишнего — таков был его девиз.

Таким же кивком Дитрих приказал братьям освободить комнату. В следующую секунду дверь закрылась, оставив немца наедине с худым кучерявым итальянцем, который обхватил себя руками и прислонился к стене, сидя за столом.

Подавить презрение при виде парня стоило немалых усилий. Он не был нечистью, но олицетворял собой многое из того, что Дитрих в ней не выносил. Избалованность, наглость, лицемерие, высокомерие, слетавшее, как только поставить их на колени. Оказавшись здесь, в тайной обители ордена недалеко от Серениты, итальянец выглядел уже далеко не таким самоуверенным, как месяц назад, когда братство впервые обратилось к нему. Тогда мальчишка кричал, брызгал слюной, тряс отросшими кучеряшками и проклинал колесничих, на чем стоит свет.

А что сейчас? Кукла, которая мигом побежит делать все, что прикажешь.

Дитрих отодвинул стул, занял место напротив парня, положил на стол документ с перочинным ножом и принялся пересчитывать бусины четок на запястье. Молодой итальянец вскинул на немца удивленный взгляд. Рука подозрительно дернулась по направлению к ножу.

У Дитриха это вызвало лишь улыбку.

— Seriously? [Серьезно?] — насмешливо спросил он по-английски. По делам братства Дитрих мотался по всей Европе, поэтому не считал необходимым учить язык каждой страны, куда его закинули в очередной раз. Уже завтра он мог отсюда уехать, если того пожелает правление ордена. — Ты правда думаешь, что сможешь справиться со всеми нами маленьким ножиком? Может быть, с помощью Господа… Но он явно не на твоей стороне.

— Тогда зачем это здесь? — нервно спросил парень.

Думал, наверное, что его собираются зарезать. Дитрих усмехнулся.

— Считай это проверкой на доверие, которую ты не прошел. К слову, почему ты не предупредил нас, что у тебя есть дальняя родственница?

— Какая родственница?

За последние шесть лет — с тех пор как примкнул к ордену — Дитрих имел столько дел со лжецами, что мог почуять вранье за несколько миль. Однако парень не обманывал — его недоумение было искренним. А это означало, что следует сменить тему. Некоторым вещам лучше пока оставаться тайной.

— Я собирался выпустить тебя после того, как ты подпишешь договор, но теперь поменял решение. Поэтому сначала подпиши, а потом посмотрим, как с тобой поступить.

Итальянец взял бумагу. Как только он вгляделся в витиеватые строчки, взгляд из затравленного стал удивленным.

— Но как это к вам попало?!

— У ордена много связей, Джеронимо, — спокойно сказал Дитрих. — И что самое важное — на нашей стороне Бог.

Атмосфера в магазинчике под названием «Лавка сивиллы» была мрачноватой, но стильной, с закосом под викторианство. Бордовые занавески с вычурным узором, черные кружева, светильники а-ля керосиновые лампы, жутковато-милые статуэтки, будто позаимствованные из фильмов Тима Бёртона. На столике у окна, предназначенного для ожидающих посетителей, лежало меню в черной бархатной обложке.

Ассортимент товаров соответствовал общему настроению зала. Я прошлась перед прилавком, рассматривая аккуратно упакованные сборы трав и цветные флакончики с надписями на итальянском. Дублировавшие их английские названия были весьма красноречивы: любовные зелья под разными номерами, отвары от горечи расставания, излечивающий разбитое сердце бальзам и тому подобная чепуха.

Изучать этикетки мне быстро надоело, а Костя все не появлялся.

Он разбудил меня к обеду, сообщив, что пора выходить в деревню и знакомиться с ее обитателями. Владелец Серениты отвечал только за замок, а деревней управлял некий совет высших, встреча с которым была назначена на сегодняшний вечер. Перед этим вампир предложил зайти к местной предсказательнице, которая могла с помощью своего дара заглянуть в прошлое и попытаться увидеть, кто убил домашнего демона.

Хотя для меня это звучало диковато, я согласилась. Выбор все равно небольшой — не обращаться же, в самом деле, в полицию из-за того, что кто-то зарезал несуществующее создание родом из преисподней.

Пока я собиралась и медленно завтракала, пытаясь смириться с тем, что пустые тарелки у меня из рук забирает краснокожий ушастый бес, уже перевалило за полдень. Наступила сиеста — деревня почти вымерла. На улице мы не встретили ни единого человека — если, конечно, местных обитателей можно было так назвать. Тишина нас ждала и в магазинчике, напоминавшем обычную эзотерическую лавку с претензией на стиль. Нам хотя бы открыли дверь, но Косте пришлось уйти за хозяйкой лавки в боковое помещение за темными занавесями, а впустивший нас карлик-продавец с того момента не произнес ни слова. Очевидно, вежливость здесь проявляли исключительно с покупателями.