У деда было два велика, которые я предложил старшим братьям одолжить. Без спроса, так как деда не было дома. Накупавшись к вечеру, вчетвером на двух велосипедах мы вернулись домой, где во дворе нас уже ждал дед.

При полном молчании братьев я очень красочно, как мне тогда казалось, разъяснил:

– Жара. Пастухи пригоняют скотину на водопой, и та купается. Чем мы хуже?

Дед сказал, что не против купания, но если вдруг в лесу пожар или какая другая оказия, то ему верхом тяжело, а запрягать долго, да и не везде проедешь на телеге. Для таких случаев ему нужен велосипед.

– Уж лучше берите коней, - закончил дед.

В следующий раз мы так и сделали. Вывели коней, не спросив у деда. Я решил, что два велосипеда деду много, прихватив один велик и младших, уже вшестером поехали купаться.

Вернувшись, увидели, что вся родня и дед сидят во дворе. Напоив и загнав коней в стойло, мы подошли. Я радостно доложил:

– Коней мы тоже помыли.

Но это никого не впечатлило. Дед поднялся и заговорил:

– Я сегодня хотел скотине свежей травы накосить и сушняка навозить. А запрягать некого. Хороший день потерял. А все из-за кого?

И тут я начал возмущаться:

– Опять мы виноваты? Дед, тебя не поймешь. Ты же сам говорил, велосипед тебе нужен, берите коней. А теперь получается…

Дед не дал мне договорить, в его руке блеснул прут. Я отскочил, он промахнулся и ударил по ноге стоявшего рядом со мной старшего брата. Тот заскулил от боли. Но деда это не остановило, и он погнался за мной.

К тому времени я неоднократно участвовал в городских соревнованиях по борьбе, поэтому легко уворачивался, бегал вокруг телеги, через которую дед не мог меня достать, смеялся и кричал: «Не догонишь!».

Вся родня во дворе, замерев в последнем движении и открыв рты, наблюдала, боясь сказать слово.

И только бабушка, не обращая на нас внимания, занималась своими делами.

Закончилось все тем, что я, перемахнув через забор, в очередной раз отправился ночевать к родне.

Мой дед не был злым. Просто, видимо, я умело выводил его из себя. Он был заботливым, рациональным, добрым и терпеливым, в чем я не раз потом убеждался.

Он приучал нас правильно трудиться, но не повторяя, не внушая, не талдыча, а подсказывая и помогая. Однажды мы с братом носили воду от бочки на колонке до бани через весь двор. Подошел дед и сказал: «А ну-ка, поставьте ведра, только не на землю, а на доски». Это был первый урок - урок чистоплотности, чтобы прилипшая к ведрам земля не попала в бочку с водой.

– А теперь давайте откатим телегу, - продолжил дед, и это был второй урок. Не надо обходить телегу, когда можно пройти напрямки. То есть при меньшей затрате сил повысилась производительность.

– Всякую работу нужно делать с умом, - говорил дед.

Дед не любил, когда мы из леса приносили какую-либо живность: потерявшегося совенка, или зайчонка, или даже змей. А на наши возражения, что они там погибнут, он говорил:

– У леса нет ничего лишнего. В тайге лишним может быть только человек.

Празднование Нового года в деревне было самым лучшим. Дед приносил из леса елку, которую мы наряжали. В огороде устраивал соревнования по стрельбе из винтовки с призами и подарками, в котором участвовали все от мала до велика. Однажды возле дома построил для нас горку, на которую приходили кататься ребятишки со всей деревни, да и взрослые тоже.

Когда мне исполнилось 15 лет, мои отношения с дедом круто изменились. Мы стали чаще общаться, ездили в лес вдвоем, даже парились вместе в бане. Приезжая в город, он чаще гостил у нас, чем у других родственников. За чаем мы могли проговорить до глубокой ночи.

Дед не любил говорить о войне. Он больше рассказывал об охоте, о повадках зверей, о том, как построить дом, какой для этого нужен лес, где и как его искать. О людях, друзьях, которые сгинули в тайге. Он говорил: «Тайга, как море-океан, берет свою дань».

Повзрослевшие внуки уже не приезжали скопом в деревню, чаще по одному, по двое. И все реже навещали бабушку с дедом.

Дед стал болеть, я понимал, что дед мой не вечен. Прощаясь, мы подолгу стояли обнявшись, словно это был последний раз. Но приезжая снова в деревню, я наблюдал, как мои бабушка с дедом будто молодели. Они бегали, суетились, словно хотели успеть всем меня угостить и все показать. Бабушка готовила что-то особенное. Мы же с дедом, управившись на дворе, ехали в лес. Скота было мало, поэтому немного накосив, собрав и погрузив в телегу сена, медленно ехали обратно. Дед управлял, а я лежал на сене, глядя в небо и слушал, как поет мой дед.

Дед пел спокойным, негромким голосом, иногда дрожащим из-за неровностей дороги. Удивительно точно попадал в ноты. «Бухара – Урал, Бухара – Урал…» - разносилось по лесу бесконечно протяжная, как сама тайга, песня деда.

Взрослея, ты видишь все под другим углом. Говорят, вселенная расширяется, все удаляется и уменьшается. Так и в жизни.

Большой деревенский двор, дом, где всем хватало места, вдруг становится маленьким, хрупкими и какими-то беззащитными - бабушка и дед. Старшие родственники, раньше казавшиеся большими, начинают мельчать.