"Ты хорошо понимаешь условия?
– прочитал Тимур на салфетке, лежавшей сверху.
– Отказаться можно в любой момент, я не обижусь. В любой момент, до третьего звонка. Только после третьего звонка твой поступок станет необратимым. Ты понял, Тимур Тимьянов?"

– Я понял, - сказал Тимур, сдерживая внутреннюю дрожь.
– Спасибо...

Свет погас. Недвусмысленное предложение уйти. Тимур на ощупь выбрел в коридор; желтая лампочка в оплетке все еще горела, и на стене под ней было написано мелом:

"Я жду".

***

– Ты влюбился?

Тимур оторвал взгляд от пустой тарелки из-под супа:

– Что?

Мать убрала тарелку. Поставила на ее место другую, с котлетой и рисом. Вытерла руки полотенцем:

– Ты ведешь себя как влюбленный. Молчишь и улыбаешься.

– А-а-а...
– Тимур растерялся.
– Не знаю.

Мама молчала. Над головой у нее, на стене против окна, помещалась знакомая с детства афиша: "Шторм", сто двадцатое представление".

– Ты немножко пугаешь меня, Тима, - сказала мать задумчиво.
– Ты уверен, что не влюбился?

– Что такого пугающего во влюбленности?
– он откусил сразу половину котлеты.
– У-у, как вкусно... И лука в меру как раз... Булку в молоке вымачивала?

– Не уводи разговор в сторону, - мать усмехнулась.
– У тебя все в порядке?

– Ну да.
– Тимур жевал.

– С работой есть какие-то новости?

Он буднично пожал плечами:

– Ничего особенного. Репетируем...

– Я имею в виду - с настоящей работой. С трудоустройством.

– Мама, - Тимур отложил вилку.
– Я занимаюсь самой настоящей работой. Сейчас. То, что за нее пока не платят, - ничего не значит...

Мать хмыкнула. Уселась напротив, положила локти на стол:

– Значит, ты все-таки влюбился?

– Да, - сказал Тимур, помедлив.

– Я ее знаю?

– Нет.

Мать вздохнула. Все невысказанные упреки и пожелания, все планы, надежды и жалобы остались за этим. вздохом. Немые. Мать виртуозно умела вздыхать. Великая актриса...

– А как с Ирой?

Тимур неопределенно пожал плечами. Будто желая помочь ему, в комнате зазвонил телефон.

– Ешь.
– Мать поднялась.

Тимур погрузил вилку в россыпи риса. Глупая улыбка вернулась снова весь сегодняшний день она не отлипала от него, будто навязчивая мелодия. Только слепой не заметит; ему бы толику самообладания...

Мать вернулась. Увидев, какое у нее лицо, Тимур едва не поперхнулся рисом.

– Тима...

– Кто это звонил?

– Тимур... ты правда там был?!

– Кто это звонил?
– спросил он с холодной яростью.

– Какая разница, кто... ты всерьез думал скрыть от меня? Ты действительно думал, что это возможно? Я уж молчу о том, что это подло, Тима, так поступать за моей спиной...

– Кто звонил?!
– спросил он в третий раз.

– Дегтярев, - сказала мать еле слышно.
– Он видел, как ты выходил... оттуда. Сегодня, без пятнадцати двенадцать...

– Он что, с хронометром там стоял?!

– А ты что думал, - сказала мать неожиданно спокойно, даже насмешливо.
– Ты думал, здесь так легко сохранить тайну? Горячий уголь за пазухой? У Дегтярева два спектакля на Коне... Ты же ему конкурент. Каждый новый спектакль на Коне - пожиратель старых спектаклей, они уступают ему время, они идут все реже... Чтобы не допустить тебя на Кон, кое-кто из шкуры вон выпрыгнет. Пощады не жди...

– Я знаю, - сказал Тимур.

– Ты "знаешь", - мать усмехнулась.
– Дурак.

Повернулась и вышла.

Некоторое время он сидел над остывшей тарелкой. За окном давно уже стояла темнота; маленькая лампа над раковиной была сейчас единственным источником света во всей их небольшой квартире. Наконец Тимур встал. Включил свет в гостиной; постоял перед дверью маминой комнаты. Решился. Вошел. Мать лежала в темноте - на диване, лицом вниз.

– Ма, - сказал Тимур, остановившись в двух шагах от дивана.
– Ты же сама играла на Коне. Почему тебе кажется странным, что я тоже хочу попробовать?

Молчание.

– Ма... Я уверен в себе. Я знаю: то, что я сделал... то, что мы сделали, - это по меньшей мере хорошо...

Мать пошевелилась. Села.

– Мой учитель, Григорий Петрович...

В темноте Тимур не видел ее глаз.

– ..Всю жизнь ставил великолепные спектакли, - негромко продолжала мать.
– Получил все возможные звания, награды, призы... Воспитал два поколения учеников... И ни разу не обращался к Кону! А под старость не выдержал... видно, жил в нем этот червячок - быть признанным Коном... И поставил премьеру на Коне! Я была в зале... все его ученики были в зале... Зал был... битком - знаешь, Кон любит, когда в проходах стоят...