Почему мы часто ходили с Маринитой на этот малоприспособленный для свиданий берег? Надо знать, что такое Восточная Гавана. Восточная Гавана-это городок из нескольких высоченных бетонных домов, как у нас на Калининском проспекте, и из нескольких десятков трёх- и пятиэтажных кирпичных домиков шестиугольной формы. И деться там просто некуда. Всё у всех на виду.

Мои родители быстро узнали, с кем я провожу свободное время, но мне не препятствовали. Лишь бы учился хорошо. Мой же испанский словарный запас пополнялся быстро. На зависть всем другим ученикам в моем классе. А отец как-то раз сказал мне, подмигивая и явно намекая на Мариниту:

– У твоей юной знакомой подлинно прекрасное лицо.

Я с интересом взглянул на отца. Я знал, что встречаются прекрасные лица, но чтоб ещё и подлинно прекрасные-это что-то новенькое. Как он красиво сказал!

Мама же моя стала общественной деятельницей: организовывала художественную самодеятельность к праздникам, на которые мы приглашали и кубинцев, работающих в гостинице, вела политинформацию для советских женщин, решала с кубинцами бытовые и технические проблемы, возникающие у советского персонала, проживавшего в гостинице. За это перед нашим отъездом домой администрация гостиницы торжественно вручила маме редкую по тем временам для кубинцев большую вазу.

Однажды я оказался в столовой гостиницы, когда там обедали кубинцы. Мне тогда показалось, что на алюминиевых подносах у них как-то маловато еды и на вид она была не очень приглядной. Я спросил в школе у учительницы, как кормят детей в кубинских интернатах. Я думал, что она знает, так как наша школа шефствовала над одной большой детской кубинской школой-интернатом: мы подарили кубинским детям телевизор, возили разные подарки, оборудовали им красный уголок с нашими сувенирами и однажды вместе с интернатовцами собирали апельсины. Я весь искололся об эти проклятые шипы! Учительница ответила, что детей там кормят нормально. Но всё же я предложил взять шефство над школой, где училась Марина, и помогать им продуктами. Но учительница сказала, что, к сожалению, мы этого сделать не можем. Своих продуктов у нашей школы нет, а завтраками нас в школе кормят на деньги наших же родителей.

Тогда я на каждую встречу с Мариной приносил ей конфеты. Она так долго держала раз шоколадку в руке, что она растаяла и потекла. И тоненькие Маринкины ручки стали местами из светло-коричневых тёмно-коричневыми. А она облизывала пальцы и смеялась.

Конфетами она делилась с подружками и родителями. И передавала мне от них спасибо.

А уж с разрешения своих родителей я подарил Марине бусы из каких-то сушеных красно-коричневых ягод или фруктов и мой любимый радиоприёмник в кожаном футляре.

– А как же ты? – спросил отец.

– Ничего. Обойдусь.

Но на всякий случай поинтересовался:

– А нельзя мне привезти из Москвы ещё один?

– Это вряд ли, – ответил папаня.

Какой это был праздник для моей Мариниты! Она меня даже обняла за шею. И мне показалось, поцеловала. Она с приёмником не расставалась ни в школе, ни на наших встречах. Иногда просила купить ей батарейки. И я приносил из своих запасов. Как мы вместе проводили время? Что мы делали? Дела всегда находились. Как я говорил, гуляли у моря, рассказывая о себе, о родителях, школе, о Москве и Советском Союзе, о Кубе, обменивались сувенирами и значками. Я приносил ей выпрошенные в гостиничной детской комнате для детей русских специалистов игрушки, куклы. Мы слушали музыку, много фотографировались, пока не кончилась плёнка.

Киноплёнку и цветную пленку для слайдов мы отправляли домой, в Москву, чтобы она здесь, в тропиках, не испортилась за два года. Новую плёнку нам присылали с оказией дедушка и бабушка, родители мамы. А реактивов для чёрно-белой плёнки мы привезли с собой много. Плёнки в гостиничной фотолаборатории проявлял мой отец, а нам давал уже готовые фотографии. Потом ему это надоело, и он научил меня проявлять плёнку и печатать фотографии. Я решил показать, как я это делаю Марине, и научить проявлять и печатать. Мы закрылись в лаборатории и в красном свете проявляли и печатали фотокарточки. Один раз я не удержался и, не отдавая себе отчёта, лизнул Маринкино плечо. Марина замерла от неожиданности и не двигалась, не глядя на меня. Тогда я прошёлся языком от её локтя до плеча.

– Ты что, кот? – спросила меня Марина, поглаживая облизанную руку.

– Да, – признался я. – Мяу!

И страшно зарычал.

– Котик, смотри, как хорошо мы здесь получились, – сказала Марина.

Уже через два урока она сама проявляла и печатала, пока не кончились реактивы. И нам пришлось переключиться на другие дела. Надо сказать, что виделись мы нечасто. По воскресеньям она часто возвращалась из школы домой, в свою семью. За ней приезжал забрать ее домой на полицейской черно-белой машине ее отец-полицейский. А машину эту называли «Персегидора»-“Perseguidora” по-испански, что означает «Преследователь» или «Преследовательница». Но как было трудно дождаться очередной встречи! Нас так тянуло друг к дружке! И никак не хотелось нам расставаться опять на целую неделю!

Папа очень уставал на работе. Я понял, что работать переводчиком так же тяжело, как водителем автобуса или, например, шахтёром. Я вскоре уже знал, что в представительстве работали 22 наших специалиста и только два переводчика. Скажем, у пятерых специалистов возникает в день пять вопросов для решения с кубинцами. По одной проблеме на брата. А для переводчика в день возникает, значит, пять проблем, требующих решения. Специалист решил свой вопрос и пошёл, счастливый, мыть машину представителю. Переводчик же бежит к следующему специалисту, ждущему его со своим вопросом. Или, скажем, после ночного дежурства в представительстве, где была тьма комаров и против них только одно средство-дихлофос, отбывали домой на целый день отдыхать, переводчики поспят до обеда часика три-четыре и снова на работу. Без переводчиков все были как без рук. А ведь ночью надо было заводить и встречать суда в порту, следить за их выходом из порта в море, на промысел, следить за своевременным прохождением судами санитарных, таможенных и пограничных властей, за обеспечением судов водой, топливом и так далее. Или искать в городе терявшихся там иногда рыбаков.