— Да нехорошо с матерью получилось, ну да Бог тебе судья. Ты там что — то про выздоровление сказал? Так ты болел?

— Да, братец отвесил мне затрещину, я упал и ударился о косяк, полдня пролежал без сознания, потом месяц восстанавливался. За это время я потерял место помощника поверенного, в чем мне тоже попеняли и сказали, что сижу, мол, на шее. Лиза меня выходила и Генрих все время заходил, вот они по — очереди и дежурили, кормили меня с ложечки. А маман только три раза и появилась…Мол, Лиза все правильно делает, справляется, вот и хорошо. Иван тоже хорош, первые сутки все молился, думал, что я помру и его упекут, обещал любых докторов и санатории оплатить, а в результате, последние полмесяца я его вообще не видел и Генрих с Лизой расплачивались с доктором сами.

— Вот как, оказывается, тогда понятно, почему ты ушел из дома. Странно только, что ты после всего этого помогал Ивану продать залежалый товар.

— Как же, дед, хоть плохонький, но ведь брат. Меня только последнее возмутило, когда вместо того, чтобы поблагодарить за то, что я его из тюрьмы буквально вытащил, он орать на меня стал.

— И куда же ты теперь? Что делать будешь?

— Да к Генриху попрошусь на квартиру, небось, не откажет. А что делать, я тебе уже рассказал и мы вроде договорились: для начала обучим твоих людей обращаться с краской — только скажи когда и где. Будем экспериментировать с другими красителями, если получится — то сразу к тебе. Попробуем найти подходы к синтезу лекарств, надо познакомиться с химиками и врачами. Вот такие ближайшие планы.

— Да, я все понял. Буду готовить новую красильню и дам мастеров хороших. Думаю, через неделю скажу, когда и куда приехать. Деньги, 12 тысяч уже на твоём счету в Купеческом банке. Привилегию с твоим именем я отдал на рассмотрение, зарегистрировали вчерашним числом. В Департаменте сказали, что заявка грамотно составлена, вопросов не будет и через полгода привилегия будет готова. Можно было бы быстрее, но подписывать будут в Петербурге, а туда таких бумаг пакет на подпись готовят, даже за деньги никто с одной привилегиейй не поедет, это только привлечет ненужное внимание.

Потом мы чаевничали с дедом, ели вкуснющее варенье из крупного золотистого крыжовника с кусочком грецкого ореха внутри — дед назвал его «царским». Тут я вспомнил про бренд «царьградский» и предложил деду заменить на «Русский пурпур» — мол, надо воспитывать у потребителя любовь к отечеству, а не низкопоклонство перед иностранщиной и вопросов с контрабандой не будет. Русский товар — значит, лучший. Поскольку для практически всех красителей, с которыми мы сейчас начнем работать, есть немецкие прототипы — немцы уже здорово продвинулись с анилиновыми красителями, то будем создавать русские аналоги, не уступающие импорту и существенно более дешевые. Пусть они будут под зонтичным брендом «Русский» с прибавлением фабрики Степанова», то есть — «Русский Пурпур фабрики Степанова», «Русский Индиго фабрики Степанова» и так далее.

— Это, Сашка, ты хорошо придумал, сразу видно — купец, — одобрил дед.

Знал бы дед, что повертевшись 20 лет на русской фармацевтической фирме, бывший подполковник много чего набрался не только в программном скрининге новых молекул, но и в маркетинге. Фирма была одна из немногих, что имела свой R&D то есть отдел научных разработок, создав как — то препарат, превосходящий зарубежный оригинальный, но на беду, этот зарубежный препарат лоббировали на самом верху, и фирма погрязла в бесконечных придирках к клиническим испытаниям, хотя все было сделано по международным стандартом — Андрей Андреевич сам рассчитывал мощность выборки и необходимую статистику при «слепых исследованиях и был уверен в надежности отечественного препарата, но Минздрав продолжал закупать за рубежом дорогущий аналог. Патент там был ни при чем — технологи обошли патент, изменив структуру молекулы без потери эффективности и даже с большей безопасностью для пациентов. А потом дорогой зарубежный препарат стали фасовать в России и он стал как бы своим и ограничения на импорт его уже не касались.

Вот так, уже под вечер, наш герой отправился к Циммерам. Лиза ждала его возвращения.

— Саша, Прохор передал мне твой чемодан и сторублевку. Что случилось, почему ты не поехал домой.

— Лиза, я ушел из дома и я подробно рассказал сестре случившееся.

— Да с Иваном я подозревала, что так кончится, но матушка, неужели она так и сказала?

— Лиза, я передаю тебе все слово в слово и ничего не утаиваю.

— Хорошо, давай ложись спать, утро вечера мудренее, завтра поговорим. Может быть, матушка погорячилась и завтра пришлет за тобой или сама придет.

— Если бы это было так, она уже дала бы знать.

Мне постелили в кабинете на широком кожаном диване, вроде такие назывались «оттоманки» — если снять подушки, то почти двуспальный. Над диваном был ковер с турецким оружием в серебре: пистолеты с затейливой насечкой, ятаганы с костяными рукоятками и дамасским синеватым клинком в узорах кованой стали. Здорово, но вот если ночью такая штука на голову упадет? Может, тогда обратно забросит? Но я как — то здесь прижился, проникся духом эпохи, а там опять хрущоба и «ковидла». Нет, не хочу обратно, лучше я этот мир изменю к лучшему, может и мой изменится?

Тут я ощутил, что Шурка не спит и ему плохо.

— Эй, Шурка, что с тобой? Тебе плохо?

Я понял что он беззвучно плачет, как маленький обиженный ребенок. Все же он совсем мальчик и мне стало его жалко до слез. Вот не хватало еще мне заплакать…

— Шеф, спасибо за все и за сочувствие тоже. Но я чувствую, что я здесь лишний…

— Что ты, мой хороший. Все будет здОрово, мы с тобой еще «увидим небо в алмазах!»

— Нет, я никому не нужен. Как же так, мама…

Я понял что он переживает предательство близких, случившееся, может, первый раз в жизни.